Н. Л.: То есть сюжет A
для вас — медицинская история. Насколько хороша должна быть история, чтобы стать достойной сюжета A? Когда вы придумываете редкое и таинственное заболевание, в повествовании нельзя не обойтись без неожиданных поворотов.Д. Ш.
: С этой точки зрения у нас все похоже на полицейский сериал. Без неожиданных поворотов — никуда. Нужно направиться по дороге, а потом обнаружить, что это неверная дорога. Именно такова формула нашего сериала, и я даже не собираюсь в этом раскаиваться — впрочем, иногда мы от нее отходили.Н. Л.: Если медицинское решение слишком очевидно, то история недостойна сериала?
Д. Ш.
: Заболевания, которые нас привлекали, достаточно серьезные, чтобы угрожать жизни, но при этом способные маскироваться подо все, что угодно, именно поэтому постоянно то ли в шутку, то ли всерьез упоминается волчанка. К сожалению для больных волчанкой, она, бывает, протекает очень тяжело, но при этом ее трудно диагностировать. Если в мире есть какая-нибудь безумная болезнь, от которой у вас отпадает левое ухо, то это, конечно, с виду очень занимательно и драматично, но, с другой стороны, эта болезнь сразу однозначно диагностируется, так что для нас она не подходит.Н. Л.: Вы драматизировали ситуации или все же старались придерживаться научной, медицинской истины?
Д. Ш.
: Мы очень старались не уходить далеко от науки. Мы хотели, чтобы сюжеты в большей степени посвящались персонажам, а в меньшей — медицине, но от медицинского «сердца» и «костяка» никуда не деться. Это сюжетная основа нашей истории. Перед нами была и определенная ответственность. Нас смотрят миллионы зрителей. Даже если какая-нибудь болезнь поражает всего тысячную долю населения, то все равно сериал, возможно, видят тысячи людей, страдающих этой болезнью. Не нужно ни давать им ложной надежды, ни излишне пугать. Исследования показывают, что люди получают невероятно большую долю своих медицинских познаний из телесериалов.Н. Л.: Когда вы начинали работу, у вас уже были готовые сюжетные арки для персонажей на сезон?
Д. Ш.
: Обычно мы строим арку примерно на полсезона — может быть, чуть больше или чуть меньше. В первую пару недель мы собираемся вместе и решаем, в какую сторону направить персонажей в этой половине сезона (обычно мы ограничивались именно половиной сезона). А потом, уже подбираясь к концу сюжетной арки, мы обсуждали, что делать дальше. Например, после того как Хаус и Кадди расстаются, за этим следует вопрос, куда их потом направить.Н. Л.: Поговорим о динамике персонажей. Посмотрев все сезоны «Доктора Хауса», можно прийти к выводу, что никто не меняется. Как вы сами считаете: ваши персонажи менялись или же просто временно меняли поведение, чтобы решить конкретные задачи?
Д. Ш.
: На телевидении с этим непросто. Если вы делаете на сто процентов процедурный сериал, то там все легко и беспокоиться не нужно. Но вот если сериал даже гибридный, то приходится задавать себе неудобные вопросы: «Как это подействует на него? Как он изменится?» Хью говорил, что разница между телевидением и кино в том, что в кино главный герой меняется, а все вокруг остаются прежними, а на телевидении все наоборот. Есть в этом доля истины. Мои персонажи меняются мало, и у меня есть этому несколько оправданий... хотя нет, это трудно назвать оправданиями, лучше скажу «объяснений»: 1) «никто не меняется» — это тема всего сериала, и я искренне считаю, что люди на самом деле не слишком сильно изменяются; 2) я не хотел, чтобы они менялись. Сериал о докторе Хаусе, и я не хотел, чтобы он менялся, потому что он мне нравился. Люди думают, что они хотят, чтобы Хаус изменился, но на самом деле не хотят. Они хотят, чтобы он обрел любовь и счастье, но на самом деле не хотят.Я возвращаюсь к тому, что не верю, что люди по-настоящему меняются, и считаю, что гораздо интереснее смотреть, как кто-то стремится измениться и, может быть... может быть, даже чуть-чуть меняется, а потом, вероятно, опять становится прежним.