- Не обязательно опустили. Марку можно проштемпелевать и на пустом конверте - так поступают филателисты. Кроме того, остается еще возможность: письмо действительно пришло на имя доктора, но Дитер тайно вытащил письмо из домашнего почтового ящика - он ведь знал, когда оно придет. А уж отправить письмо из Бранденбурга не составляет при наличии мотоцикла никакого труда.
- Верно. Теперь я и сам вижу.
- Продолжим развивать нашу версию. Вечером того дня, когда был совершен наезд, Дитер сперва побывал у Альвердес, которая живет всего в нескольких километрах от дома Кранепулей. От нее он прямиком направился к Кранепулям. Правда, это не дает ему полного алиби, но на случай, если его кто-нибудь видел в тех местах, визит к Альвердес может служить каким-никаким объяснением. Расследование, которым мы занялись после несчастного случая, вскрыло аферу раньше, чем они предполагали. Поскольку наши подозрения вначале были направлены на доктора Николаи, у Дитера было время унести машинку из дома и по возможности уничтожить следы. Остаются открытыми следующие вопросы: кто Лжениколаи? Существует ли связь между Дитером Николаи и Вольфгангом Першке? Если да, то была ли у Дитера возможность унести машинку из садового домика? Куда девался фотоаппарат «Пентина»? Кто подбросил «Эрику» в приемную и зачем? Какую роль во всей этой истории играет Бригитта Альвердес? Почему она «проговорилась», что Дитер ездит на «вартбурге» и обзавелся для этой цели поддельным ключом? Правдивы ли ее показания насчет костюма Дитера в тот вечер или она с ним сговорилась?
Крейцер замолчал, так как официантка принялась убирать посуду, а когда она ушла, продолжил:
- Что вам удалось узнать о Вольфганге Першке?
- Целую кучу подробностей, - ответил Арнольд. - До ограбления Першке жил в Тельтове у деда с бабкой, по Рульсдорферштрассе, восемнадцать. Учился в школе - до седьмого класса. Потом поступил учеником садовника, но из-за частых прогулов был уволен. Потом устроился грузчиком к торговцу углем. К этому периоду он, по рассказам, уже состоял в тельтовском мотоклубе. С четырнадцатого марта сего года он содержится в исправительно-трудовой колонии. Там ни в чем дурном не замечен, не позволил себе за все время ни одной самовольной отлучки и по работе взысканий не имеет.
- Ну хорошо, а теперь посмотрим, что можно узнать у деда с бабкой.
22
Многоквартирный дом представлял собой мрачную узкогрудую коробку, с фасада которой местами отвалилась штукатурка. Уныло и одиноко торчал он между заброшенным садом и пустырем. На пустыре дотягивали свой век старые косилки и телеги.
Супруги Першке проживали на пятом этаже, под самой крышей. Седая маленькая женщина с увядшим лицом провела Крейцера в комнату.
- Альфред! - окликнула она. - Тут опять пришли из полиции насчет нашего Вольфганга.
В высоком кресле у окна сидел мужчина в черном костюме, наполовину закрытый журналом филателистов. Журнал медленно опустился на колени. Дряхлый старик поглядел на гостей поверх очков и сказал:
- Мы не желаем иметь с этим негодяем ничего общего. Моего порога он больше не переступит. Если он сбежал, сюда ему дорога заказана. Напрасно вы карабкались на пятый этаж.
Полуотвернувшись, он разгладил истрепанный журнал, дрожащей рукой в коричневых пятнах достал из нагрудного кармана шариковую ручку и начал что-то подчеркивать в журнале.
Комната была так плотно набита мебелью, что свободного места в ней почти не оставалось. Возле одной стены стояла двуспальная кровать, покрытая красным стеганым одеялом. Над кроватью висела олеография, показывающая, как Спаситель въезжает на осле в некий город и народ машет ему пальмовыми ветвями. Угол за кроватью занимала высокая - до потолка - темно-зеленая изразцовая печь, вся в лепных завитушках. На другой стороне комнаты стояли плюшевый диван, стол и два стула с высокими спинками. Между кроватью и столом оставался узкий проход. На комоде стоял приемник военных времен; место, где полагалось быть свастике, было заклеено пластмассовым слоном.
Фрау Першке придвинула Крейцеру и Арнольду стулья.
- Муж вовсе так не думает, - пробормотала она, - но с мальчиком ему и впрямь несладко пришлось.
- Слышать не желаю про этого уголовника! - вскричал старик.
- Альфред, успокойся! - взывала жена.
Старик яростно швырнул журнал на пол.
- Я говорю, что он такой же подонок, как и его отец.
Лицо старика застыло. Он отвернулся к окну и глядел через щель между тюлевыми гардинами на голые поля и луга. Фрау Першке присела на край дивана, сложила руки на коленях, опустила глаза и начала рассказывать тонким, жалобным голосом: