Повернув голову, он увидел, что девушка уже снова выпрямилась и теперь посматривала в окно на спешащие безликие автомобили. Машина, что ехала прямо перед ними, везла сверху, на крыше багажника, рождественскую елку. У девушки были зеленые с широким разрезом глаза, и на мгновение он погрузился в них и ощутил то удивительное сопереживание, которое посещает людей, по счастью, крайне редко. Он вдруг увидел, что все машины едут туда, где тепло, туда, где можно делать дело, общаться с друзьями или с семьей. Он увидел их полное безразличие к незнакомцам. За какой-то мимолетный леденящий миг он осознал то, что Томас Карлайл называл великим мертвым локомотивом мира, который несется без остановки.
– Мы уже подъезжаем? – спросила она.
– Через пятнадцать минут.
– Послушайте, если я была с вами не слишком любезна, то готова изви…
– Нет, это я был с вами не слишком любезен. Кстати, вы знаете, делать мне сейчас особо нечего. Я, пожалуй, сам отвезу вас в Лэнди.
– Нет…
– Или возьму
– А вы и правда разъехались с женой?
– Да.
– И совсем недавно?
– Да.
– А детей она с собой забрала?
– У нас нет детей. – Они уже приближались к постам для взимания дорожного сбора. В ранних призрачно-серых сумерках мерцали их зеленые огоньки.
– Тогда я переночую у вас.
– Но это вовсе не обязательно. В том смысле, что вам ни к чему…
– Мне бы тоже не хотелось сегодня оставаться одной, – сказала она. – А голосовать на дорогах ночью я не люблю. Я боюсь. Мне страшно.
Подкатив к будке поста, он приостановился и опустил стекло; в салон ворвался холодный воздух. Он протянул сборщику свою карточку и доллар девяносто. Медленно отъехал. Справа остался освещенный щит с надписью:
– Ну ладно, – осторожно произнес он, понимая, что уговаривать ее ни к чему – возможно, этим он добился бы противоположного, – однако ничего не мог с собой поделать. – Просто мне самому слишком одиноко в пустом доме. Мы поужинаем, а потом, если хотите, посмотрим телевизор и погрызем воздушную кукурузу. Вы будете спать наверху, а я лягу…
Они уже сворачивали в город. Девушка негромко рассмеялась, а он взглянул на нее с легким недоумением. В сгустившихся сумерках он уже едва различал очертания ее фигуры. Кто знает, а вдруг она настоящая красавица? Мысль эта его немного взволновала.
– Послушайте, – сказала она. – Лучше я вам сразу все объясню. Тот пьяница, который меня до вас подвозил… Я с ним переспала. Такова была его цена, чтобы подбросить меня до Стилтона, где вы меня встретили…
Тем временем он остановил машину на красный свет перед перекрестком.
– Моя соседка по комнате предупредила, что именно это меня ждет, – бесстрастно продолжила девушка. – Но я ей не поверила. Я не собиралась расплачиваться за дорогу собственным телом, уж поверьте мне. – Она искоса посмотрела на него, но он по-прежнему не мог разглядеть ее лица. – И дело даже не в том, чтобы меня кто-то принуждал. Просто все дело в полной оторванности от обычной жизни – словно выходишь в открытый космос. Попадая в огромный город и видя там всех этих людей, я просто теряюсь. Это меня так достает, что мне проще провести ночь с каким-нибудь нытиком, лишь бы чувствовать рядом живую душу.
– Меня абсолютно не волнует, с кем вы спите, – сказал он, трогаясь на зеленый сигнал. Чисто машинально он свернул на Гранд-стрит, направляясь к своему дому мимо строящейся автострады.
– Этот коммивояжер, что меня подвез, – снова заговорила она, – женат уже четырнадцать лет. Во всяком случае, трахая меня, он повторял это почти не переставая. Четырнадцать лет узды, Шарон, говорил он. Четырнадцать лет. И кончил как раз секунд через четырнадцать. – И она хохотнула. Коротко и горько.
– Вас так зовут? Шарон?
– Нет. Это, наверное, имя его благоверной.
Он подкатил к тротуару.
– Зачем вы тут остановились? – подозрительно осведомилась она.
– Да так, – ответил он. – Я всегда этой дорогой домой возвращаюсь. Можете вылезти, если хотите. Я вам кое-что покажу.
Они выбрались из машины и прошли на трибуну, где в этот час не было ни души. Он оперся ладонями на обжигающе холодную сталь ограждения и посмотрел вниз. Ага, «подушка» почти готова. В последние три дня рабочие укладывали гравий и щебенку. Брошенные машины – грузовики, бульдозеры и желтые скреперы – безмолвно стояли в сумеречных тенях, словно музейные динозавры. Вот вегетарианец стегозавр, вот плотоядный тираннозавр, а это – свирепый дизельный экскаватор, пожиратель земли. Приятного аппетита!
– Что вы на это скажете? – вырвалось у него.
– А что я должна сказать? – переспросила она, пытаясь понять, куда он клонит.
– Но ведь что-то вы об этом думаете, – промолвил он.
Она пожала плечами:
– Так, обычные дорожные работы. Они прокладывают дорогу через город, в который я скорее всего никогда больше не попаду. Что вы хотите от меня услышать? Конечно, это выглядит безобразно.
– Безобразно, – эхом откликнулся он, довольный.