Дорожные работы

Они привезли телевизор домой, и взволнованный Дик Келлер с первого этажа помогал им втаскивать его наверх, и в тот вечер они смотрели его до тех пор, пока по последнему работающему канал не начался национальный гимн, а потом они занимались любовью перед тестовой таблицей, и у каждого были дикая головная боль от непривычного перенапряжения глаз.

С тех пор редко когда телевизионные передачи казались им такими же интересными, как в тот день.

Мэри вошла, застав его смотрящим телевизор с пустым бокалом из-под виски в руке.

– Твой обед готов, Барт, – сказала она. – Хочешь, я принесу его тебе сюда?

Он взглянул на нее, размышляя, когда же именно в последний раз он видел у нее на губах улыбку-вызов… Наверное, в тот же самый день, когда маленькая черточка между бровей превратилась в постоянную морщинку, в шрам, в татуировку, неизгладимую метку прошедших лет.

О странных вещах ты начал задумываться, – сказал он самому себе. – Раньше тебе даже в голову такое бы не пришло. Что это с тобой, скажи на милость?

– Барт?

– Давай поедим в столовой, – сказал он. Поднявшись, он выключил телевизор.

– Хорошо.

Они сели за стол. Он посмотрел на еду на алюминиевом подносе. Шесть маленьких отделений, и в каждое втиснута какая-то гадость. Мясо обильно полито подливкой. У него сложилось впечатление, что во всех готовых обедах мясо всегда полито подливкой. Без подливки оно выглядело бы голым, – подумал он и по непонятной ассоциации вспомнил свою мысль по поводу Лорна Грина: «Парень, я сниму с тебя скальп живьем».

Но на этот раз фраза не позабавила его. Наоборот, даже немного испугала.

– Чему эдо ды дам улыбался в гостиной, Барт? – спросила Мэри. Он простуды глаза у нее покраснели, а нос был похож на мороженую редиску.

– Не помню, – ответил он, и в голове у него промелькнула мысль:

Сейчас я закричу, кажется, закричу. От горя по тем вещам, которые ушли и никогда не вернутся. От тоски по твоей улыбке, Мэри. Прости меня, пожалуйста, но сейчас я закину голову и закричу от тоски по улыбке, которая больше никогда не появится на твоем лице. Ты не будешь возражать, ведь правда?

– Ты выглядел очень счастливым, – сказала она. Против своего желания, ибо это было тайной, а этим вечером он чувствовал, что ему необходимо иметь тайны, так как душа его стала похожа на мороженую редиску, совсем как нос у Мэри, – против своего желания он сказал:

– Я думал о том, как мы собирали бутылки, чтобы набрать денег на наш первый телевизор. Напольная модель фирмы «АрСиЭй», которую мы купили в Джона.

– А, об этом, – сказала Мэри и шумно высморкалась в платок.

Он наткнулся на Джека Хобарта в продовольственном магазине. Тележка Джека была доверху набита морожеными продуктами, консервами, которые достаточно только разогреть и можно подавать к столу, и большим количеством пива.

– Джек! – воскликнул он. – Что это ты тут делаешь? Откуда ты взялся?

Джек чуть-чуть улыбнулся.

– Видишь ли. Дело в том, что я еще не привык к новым магазинам у нас в округе. Вот я и подумал…

– А где Эллен?

– Ей пришлось улететь в Кливленд, – ответил Джек. – Ее мать умерла.

– Господи, мне так жаль, Джек, примите мои соболезнования. Это произошло внезапно?

Покупатели сновали вокруг них взад и вперед, освещенные холодным светом люминесцентных ламп. Из спрятанных колонок раздавалась музыка – какие-то старые песенки, которые никогда толком не можешь узнать. Мимо них прошла женщина с доверху наполненной тележкой, таща за собой трехлетнего малыша в синей парке с размазанными по рукавам соплями.

– Да, внезапно, – сказал Джек Хобарт. Он улыбнулся бессмысленной улыбкой и взглянул в свою тележку. В ней лежала большая желтая коробка с надписью:

ТАРЕЛОЧКА ДЛЯ ВАШЕЙ КОШЕЧКИ

Используйте и выбросьте!

Гигиенично!

– Очень неожиданно. Конечно, она чувствовала себя неважно, еще бы – в ее-то возрасте, но она думала, что это… Ну, вроде как, остаточные явления из-за изменившегося образа жизни и все такое прочее. А это оказался рак. Они разрезали ее, заглянули ей в нутро, да тут же и зашили обратно. Три недели спустя она умерла. Эллен очень тяжело переживает ее смерть. К тому же, ты понимаешь, она всего лишь на двадцать лет моложе ее.

– Да, – сказал он. – Я понимаю.

– Вот она и поехала в Кливленд на некоторое время.

– Да, вот оно что.

– Да, вот так.

Они посмотрели друг на друга и улыбнулись стыдливой улыбкой, которая обычно появляется у людей при известии о смерти не очень близкого им человека.

– Как там обстоял дела? – спросил он. – В северной части города?

– Ну, сказать по правде, Барт, люди там выглядят не очень-то дружелюбно.

– Серьезно?

– Ты ведь знаешь, что Эллен работает в банке?

– Да, конечно.

– Ну, так вот, в нашем районе многие женщины добирались в город на машинах сообща – я сам давал Эллен ключи от нашей машины каждый четверг. Это был ее взнос. В северном районе тоже так делают, но все эти женщины – члены какого-то клуба, в который Эллен имеет право вступить, только прожив в этом районе целый год.

– Знаешь, Джек, это очень похоже на дискриминацию, вот что я тебе скажу.