– Потому что ты странный тип. От таких всего можно ожидать. В тихом омуте черти водятся – знаешь поговорку?
– Почему вы так решили? Потому что я обозвал вас хреном моржовым?
– Нет, – ответил Мальоре. – Просто ты напомнил мне об одном случае, который произошел со мной, когда мне было столько же лет, сколько моему сыну сейчас. Была одна собака по соседству с тем местом, где я вырос. Этот район Нью-Йорка называли Адской Кухней. Было это перед Первой Мировой войной, в период Великой Депрессии. И у одного парня по фамилии Пьяцци была черная сука-дворняжка по кличке Андреа, но все называли ее просто собака мистера Пьяцци. Он все время держал ее на цепи, но эта собака никогда не становилась злой – вплоть до одного жаркого денька в августе. Было это году в тридцать седьмом. Она бросилась на паренька, который подошел погладить ее, и отправила его в госпиталь на месяц. Тридцать семь швов наложили ему на шею. Но я-то знал, что это должно было произойти. Собака проводила весь день на улице на жарком солнце, каждый день, все лето напролет. В середине июня, когда дети подходили ее погладить, она перестала вилять хвостом. Потом она начала закатывать глаза. К концу июля, когда какой-нибудь мальчишка гладил ее, она стала тихонько рычать. Когда я заметил это, я перестал гладить собаку мистера Пьяцци. А дружки и говорят мне, что такое, Салли? Ты что обоссался, штаны намочил? И я говорю: нет, я не обоссался, но и дураком тоже быть не желаю. Эта собака накопила в себе злобу. А они все и говорят: выше задницу, собака мистера Пьяцци не кусается, она ни разу в жизни никого не укусила, она не укусит даже младенца, который сунет свою глупую башку ей в пасть. А я и говорю им: вот вы и идите, отправляйтесь и погладьте ее, нет, говорю, такого закона, чтобы запрещалось вам гладить собак, а я не пойду. Ну, они все столпились вокруг меня и говорят: Салли обоссался, Салли трус, Салли девчонка, Салли держится за мамочкину юбку, когда проходит мимо собаки мистера Пьяцци. Ну, ты знаешь, как дети умеют дразниться.
– Я знаю, – ответил он. Мэнси вернулся с кредитными карточками и слушал, стоя у дверей.
– И как раз один из пареньков, который вопил громче всех, в конце концов и получил на свою голову. Луиджи Бронтичелли – так его звали. Такой же стопроцентный еврей, как и я. – Мальоре рассмеялся. – Он подошел погладить собаку мистера Пьяцци в один августовский день, когда стояла такая жарища, что можно было яйцо изжарить на асфальте, и с того самого дня ничего кроме шепота у него из горла не выходило. Он потом открыл парикмахерскую в Манхеттене, и его прозвали Шептуном.
Мальоре улыбнулся ему.
– Так вот, приятель, не хочу тебя ничем обидеть, но ты мне напоминаешь собаку мистера Пьяцци. Ты, конечно, пока не рычишь, но если какой-нибудь неосторожный пацан подойдет тебя погладить, ты закатишь глаза. А хвостом ты вилять перестал давным-давно, даже, наверное, уже забыл, как это делается. Пит, отдай этому парню его кредитные карточки и квитанцию. Мэнси вручил ему все документы.
– В общем, договорились, – сказал Мальоре. – Приедешь завтра, и мы еще с тобой потолкуем. – Мальоре сделал паузу, наблюдая за тем, как он укладывает вещи в бумажник. – И тебе действительно надо вытряхнуть всю эту дрянь из бумажника. А то ты вконец растянешь его и превратишь в полное дерьмо.
– Может быть, я так и сделаю.
– Пит, проводи этого джентльмена до его машины.
– Сейчас.
Он уже открыл дверь кабинета и занес ногу, чтобы ступить за порог, когда Мальоре сказал ему вслед:
– Рассказать тебе, мистер, что случилось с собакой мистера Пьяцци? Ее отвели к ветеринару и усыпили, вот такая история.
После ужина, когда Джон Чэнселлор начал подробно объяснять, каким образом новое ограничение скорости на заставе Джерси способствовало уменьшению несчастных случаев, Мэри задала ему вопрос о новом доме.
– Поначалу он мне даже понравился, – сказал он. – Но потом я пригляделся повнимательнее и обнаружил в западной стене термитов. Черты лица ее опустились, словно скоростной лифт.
– Так значит, все без толку?
– Выходит, что так.
– Что же теперь делать?
– Знаешь, я все-таки, пожалуй, попробую съездить туда завтра еще раз. Спрошу у Тома Гренджера – может быть, он знает специалиста по выведению термитов. Тогда захвачу парня с собой и покажу ему дом. Чтобы, так сказать, получить заключение эксперта. Может быть, все еще и не так плохо, как мне показалось.
– Ой, дай-то Бог. Все-таки шесть комнат, задний дворик… – Она мечтательно остановилась на полуфразе.
Знаешь что, – неожиданно заявил Фредди. – Я хочу сказать тебе, что ты настоящий принц. Такой, какие бывают только в сказках. Как это вообще у тебя получается, Джордж – так нежно и ласково относиться к своей жене? Объясни все-таки, это что – природный талант? Или, может быть, ты где-нибудь брал уроки?
– Заткнись, – сказал он.
Мэри ошеломленно огляделась вокруг. – Прости, что ты сказал?