Дорожные записки на пути из Тамбовской губернии в Сибирь

С первого взгляда Пермь представляется городом обширным; но как скоро вы въедете во внутренность ее, увидите какую-то мертвенную пустоту. Только на одной улице вы найдете еще кое-какое движение, кое-какую жизнь – именно на той, по которой расположены постоялые дворы. На всех других круглый год тишина патриархальная, нарушаемая только несносным треском бумажных змейков, которые стаями парят над городом[18].

В негативных тонах подает Мельников и тему кержачества, которая всегда была важной частью уральской идентичности.

Но когда некоторые закоренелые изуверы не только что не слушали увещаний Питирима, но еще старались увеличить как можно более число своих единомышленников, тогда Петр Великий принужден был сослать некоторых керженских раскольников в Сибирь и Пермскую губернию. Но в числе этих сосланных был лжеучитель их Власов. Он и клевреты его рассеяли гибельные семена раскола по Сибири и по Пермской губернии. Петр Великий в бытность свою в Астрахани отменил приказание это, узнав о следствиях, и повелел раскольников керженских впредь ссылать в Рогервик. Но зло, занесенное в Сибирь, развилось и только в нынешнее время почти кончилось[19].

Очевидно, что молодой историк мыслит в русле официальной государственной идеологии. Понимание раскола как одного из значительных явлений русской культуры придет к писателю со временем, в результате формирования широкого, художественного взгляда на исторические и общественные процессы.

Образ Другого в «Записках» Мельникова-Печерского строится на описании не столько местных инородцев, которое, кстати, не лишено романтического ореола («дикий сын дикой пустыни»), сколько специфического заводского населения. С осторожностью Мельников нащупывает определения для его характеристики, среди них наиболее частотные – «странные» люди, «чудна Пермия»… Ожидаемую симпатию вызывают только местные крестьяне и старинные предания, обращенные к героическому прошлому: «Надобно тому пожить в Сибири или в Пермской губернии, кто хочет узнать русский дух в неподдельной простоте. Здесь все – и образ жизни, и предания, и обряды – носит на себе отпечаток глубокой старины»[20].

Не понимая до конца современную жизнь горнозаводского Прикамья, Мельников с увлечением пишет о пермских древностях. Исторический вектор уральского ландшафта выстраивается писателем с огромной заинтересованностью и становится одним из самых ярких сюжетов «Записок».

Как профессиональный историк, подробно и обстоятельно, ссылаясь на многочисленные источники, в том числе свидетельства европейских и арабских путешественников, а также внимательно исследуя археологические находки, Мельников рассказывает об истории древней Биармии – просвещенного государства, которое существовало на территории Северного Урала и вело активную торговлю со своими соседями – волжскими булгарами, скандинавами и новгородцами. Не вступая в открытый спор с Берхом, который уже подверг критике биармийский сюжет уральской истории, Мельников старается опереться на известные факты: «Вместо того, чтобы говорить положительно о неведомой истории народа загадочного, мы лучше покажем здесь, во-первых, пути торговли Биармийцев, во-вторых, определим их образование, и, наконец, скажем о памятниках их, оставшихся до сих пор в Пермской губернии»[21].