Досье Дрездена

Я внимательно смотрел на него.

— И за тысячу с лишним долларов в день, вы хотите, чтобы я...

— Ничего не делали, мистер Дрезден, — улыбнулся Марконе. — Совершенно ничего. Расслабьтесь и вытяните ноги. И держитесь подальше от детектива Мёрфи.

Так-так. Марконе не хотел, чтобы я совал нос в убийство Томми Томма. Занятно. Я отвернулся к окну и прищурился, словно обдумывая его предложение.

— Деньги у меня с собой, — продолжал Марконе. — Расчет наличными на месте. Я верю, что вы со своей стороны тоже выполните обязательства. Вас весьма уважают за деловую честность.

— Мммм. Право, не знаю, Джон. Видите ли, я сейчас несколько занят, чтобы принимать деньги за новые поручения, — машина уже почти доехала до здания, в котором находился мой офис. Дверь машины никто, вроде, не блокировал. Ремнем безопасности я тоже не пристегивался — на случай, если придется распахивать дверь и выпрыгивать. Видите, насколько я предусмотрителен? Вот что значит интеллект чародея — ну, и паранойя тоже.

Улыбка Марконе померкла. Теперь его лицо выражало искреннее участие.

— Мистер Дрезден, мне очень хотелось бы установить с вами взаимовыгодные деловые отношения. Если дело в деньгах, я могу предложить вам больше. Скажем, удвоить ваш обычный тариф, — он сидел вполоборота ко мне, покачивая ладонями перед собой. Бог мой, я все ждал, что он вот-вот скажет мне выходить на поле и выиграть подачу. Он снова улыбнулся. — Как вам это на слух?

— Дело не в деньгах, Джон, — вздохнул я и как бы невзначай заглянул ему в глаза. — Просто я сомневаюсь, что это сработает.

К моему удивлению, он не отвел взгляда.

Те, кто имеют дело с магией, привыкают видеть мир немного не так, как все остальные. Ты обретаешь немыслимые ранее перспективы, образ мышления, о котором даже не подозревал бы без доступа к тому, что видит и слышит волшебник.

Вот и глядя кому-то в глаза, ты тоже видишь их вот так, по-другому. И на это мгновение те, другие глаза видят тебя точно так же. Мы с Марконе смотрели друг на друга.

За этой его непринужденной улыбкой и отеческими манерами таился солдат, воин. Он собирался добиться того, что хочет, и собирался добиться этого наиболее эффективным из всех возможных способов. Он был человеком преданным — преданным своим целям, преданным своим людям. Он не допускал, чтобы действиями его руководил страх. Он зарабатывал на жизнь человеческими страданиями: продавая наркотики, плоть и краденое добро — но старался свести эти страдания к минимуму. Не по доброте, но просто потому, что так было выгоднее для его бизнеса. Смерть Томми Томма привела его в ярость — холодную, деловую ярость за то, что в принадлежавшие ему по праву владения вторглись так бесцеремонно. Он намеревался найти ответственных за это вторжение и разобраться с ними по-своему — и он не желал, чтобы в это вмешивалась полиция. Ему приходилось убивать раньше, и он знал, что придется в будущем, и это значило для него не более чем способ ведения дел, чем плату за покупки у кассы. Все внутри Джентльмена Джонни Марконе было сухо и прохладно. Все, кроме одного укромного уголка. Там, сокрытый от повседневных мыслей, таился какой-то тайный позор. Я не мог разглядеть, какой именно. Но я видел, что там, где-то в далеком прошлом, имелось что-то такое, и что он отдал бы все на свете, чтобы этого не было, пролил бы сколько угодно крови, только бы стереть это. И именно из этого темного уголка его памяти черпал он свою решимость, свою силу.

Таким я увидел его, заглянув ему в душу, сквозь все его барьеры и маски. И где-то на подсознательном уровне я знал: он понимал, что я увижу, если посмотрю. Он сознательно встретил мой взгляд, зная, что выдаст мне. Этим и объяснялось его желание встретиться со мной наедине. Он хотел заглянуть мне в душу. Он хотел посмотреть, что я за человек.

Когда я смотрю кому-то в глаза, в душу, в самую сокровенную суть, этот кто-то тоже видит мои — то, что я делаю, то, что собираюсь сделать, то, что могу сделать. Большинство тех, с кем я встречаюсь взглядом, имеют, мягко говоря, бледный вид. Одна дамочка, помнится, даже хлопнулась в обморок. Не знаю, чего уж они такого увидели там, в моей душе: я и сам остерегаюсь туда заглядывать.

Джон Марконе не был похож на остальных, которым довелось заглянуть мне в душу. Он даже не моргнул. Он просто смотрел, впитывая увиденное, а спустя секунду или две кивнул, словно поняв что-то. У меня осталось неприятное ощущение того, что он меня надул. Что он узнал обо мне больше, чем я о нем. Первое, что я испытал, была злость — злость на то, что мною манипулировали, что он вообще посмел лезть мне в душу.

А всего секунду спустя я уже боялся этого человека. Боялся до смерти. Я заглянул ему в душу, и она оказалась твердой и пустой как холодильник из нержавейки. Этого более чем хватало, чтобы выбить меня из колеи. Он был силен, свиреп и беспощаден, хоть и не жесток. Он обладал душой тигра.