Досье Дрездена

— Полагаю, это зависит от того, будет ли Мэб всё ещё здесь, когда дым рассеется, — ответил я наконец. — Если будет… она будет недовольна. Меня будет ждать участь Ллойда Слейта. Если же её не будет…

— Да?

— Мэйв примет мантию Мэб и станет новой Зимней Королевой.

— Именно, — сказала Мать Лето. — Со временем едва ли будет заметна разница. Но в ближайшем будущем… как ты думаешь, как Мэйв будет обращаться с тобой?

Я уже было открыл рот, и снова закрыл его. Я мог это себе представить достаточно ярко: Мэйв, опьянённая новообретённой властью, хихикает, пытает и убивает направо и налево только потому, что теперь может это делать. Мэйв была из тех, кто живёт ради того, чтобы отрывать у мух крылья.

И я мог довольно уверенно сказать, чьи крылья первыми попадутся ей на глаза.

— Ну что тут сказать, дело — дрянь, — ответил я.

— Именно так, — сказала Мать Лето. — А если ты исполнишь приказ Мэб?

— Мантия Мэйв перейдёт к кому-то другому, — сказал я. — И если…. противник? Безопасно ли будет, если я скажу так?

Мать Лето улыбнулась.

— Поэтому мы и используем это слово вместо имён, Сэр Рыцарь. Да.

— Если противник захватил Мэб, тогда именно он будет выбирать того, кто примет мантию Зимней Леди. Значит, две трети Зимнего Двора будут под его влиянием, — я оглянулся через плечо на избушку. — А это, кажется, может быть не очень хорошо для Матери Зимы.

— Действительно, — сказала Мать Лето. — Мы все уязвимы для тех, кто нам близок.

— Никогда бы не подумал, что эта милая старушка с тесаком может быть с кем-то близка, мэм.

Морщины в уголках глаз Матери Лета стали глубже:

— О, она… Как это там говорят? Умеет заговаривать зубы. Но, хоть и по-своему, она всё же проявляет заботу.

В ответ на это я мог бы скептически выгнуть бровь.

— Вроде того, как она по-своему выражает то, что я ей нравлюсь? — спросил я.

Мать Лето ничего не отвечала, пока наши шаги не завели нас ещё глубже в лес.

— Подчас близко связываться со смертным бывает очень трудно.

— Для вас?

— Для всех фэйре, — ответила она.

— Что вы имеете в виду?

Она указала на себя:

— Внешне мы очень похожи на людей, так ведь? По крайней мере, большинство из нашего народа… а остальные имеют сходство с другими существами из смертного мира. Гончими, птицами, оленями, ну и так далее.

— Бесспорно.

— Вы бесконечно увлекательны. Мы зачинаем детей со смертными. Подстраивается под времена года смертных, колеблемся им в такт. Танцуем под музыку смертных, делаем наши дома похожими на жилища смертных, с удовольствием питаемся едой смертных. Мы во многом становимся всё более похожими на них, но всё же мы — это не они. Многое из того, о чём они думают, что чувствуют, и очень многое из того, что они делают, для нас просто непостижимо.

— Да мы и сами не до конца себя понимаем, — ответил я. — Думаю, для вас это уж точно должно быть сложно.

Мать Лето улыбнулась мне, и я мне показалось, будто наступил первый день весны.

— И это действительно так.

— Но вы ведь хотели что-то этим сказать, мэм, — произнёс я. — Вы ведь не просто так подняли эту тему.

— Да, — ответила она. — Зима холодна, сэр Рыцарь, но не настолько холодна, чтобы сердце промёрзло насквозь.

— Чтобы сердце могло промёрзнуть, его нужно иметь, мэм.

— У тебя оно есть.

Я шёл некоторое время молча, обдумывая это.

— Вы говорите, что у меня есть шанс остаться собой?

— Я много чего говорю, — сказала Мать Лето. — Есть ли у тебя шанс остаться самим собой, несмотря на тенденцию мантии формировать твои мысли и желания? У всех Рыцарей, Зимы и Лета, есть этот шанс. Большинство терпит неудачу.

— Но это возможно, — утвердительно произнёс я.

Она посмотрела на меня, и её взгляд был более бездонным, чем само время:

— Возможно всё.

— Ах, — сказал я, понимая. — Мы в действительности говорим не обо мне.

— Мы говорим, — произнесла она безмятежно, отводя взгляд. — И мы не говорим.

— Мм, — сказал я. — Я тут немного запутался. О чём конкретно мы говорим?

Мать Лето улыбнулась мне.

А затем она просто замолчала.

Говорили? Не говорили?

Я сохранял невозмутимое выражение лица, в то время как мой внутренний неандерталец сначала брызгал слюной, а затем пришёл в неистовство, принялся громить воображаемый продуктовый отдел, опрокидывая полки и разбрасывая фрукты в бессильной ярости, и орать: «ПРОСТО СКАЖИТЕ МНЕ, ЧЬЮ ЧЕРЕПУШКУ НУЖНО РАСКОЛОТИТЬ ДУБИНОЙ, ЧЁРТ ВАС ВСЕХ ПОБЕРИ!»

Чёртовы фэйре. Они меня в могилу сведут.

— Для соблюдения равновесия, — нарушил я молчание, — было бы хорошо, если бы теперь я задал вам вопрос, мэм.

— Я одобряю вопрос. Но я не даю обещаний относительно ответа.

Я кивнул:

— Кто вы в действительности?

Мать Лето остановилась на своем пути и обернулась, чтобы взглянуть на меня. Её брови поползли вверх:

— Это очень существенный вопрос.

— Знаю, — сказал я. — Это всё Хэллоуин виноват.

— И почему же, позволь узнать?

Я пожал плечами, мы пошли дальше, а я стал объяснять:

— Просто праздник заставил меня задуматься: маски. Я знаю одного персонажа из древних сказок, который жив, здоров и скрывается под чужим именем. Почему бы не быть и другим?