Досье Дрездена

В этот же самый момент Никодимус простёр руки перед собой, и на меня опустилась ужасная обволакивающая тьма.

У меня было припасено два варианта ответа на его первую атаку — и речь шла правда об ответах, а не о моих собственных атаках. Когда всё закончится, я хотел, чтобы в голове Мэб не было никаких сомнений, что он напал на меня, а не наоборот. Он мог броситься на меня с мечом, как он в обычных обстоятельствах и делал во всех виденных мной случаях. И щит остановил бы его, по крайней мере, на время.

Или в ярости он мог выпустить на меня всё зло Андуриила. Что он и сделал.

Данные обстоятельства обычными для Никодимуса не были.

Я подготовил соответствующую защиту.

— Lumios! — выкрикнул я, когда тьма сомкнулась, и собрал волю в том же заклинании света, что использовал раньше — только я подмешал туда немного огня Души.

Светящийся шар прыгнул вперёд и взорвался искрами, налетев на нечто, что просто пожрало его, заглотив в небытие при первом приближении. Изнутри это выглядело чертовски странно. Скользящая вокруг меня тьма окружила излившийся свет, отпрянула при виде искр, а затем хлынула назад в бешеном возбуждении — но не смогла подойти ближе, чем на расстояние вытянутой руки.

Я слышал, как Никодимус выкрикивает что-то на непонятном языке, а дженосква воет от безумной боли. Что-то тяжёлое заставило затрястись землю у меня под ногами, и что-то страшно загрохотало.

— In nomine Dei! Lux et veritas! — прогремел серебряными трубами голос Майкла.

Сталь звякнула о сталь, и я понял, что всё же ошибся в расчётах. Не я и Майкл против Ника и дженосквы. Я и Майкл против Ника, дженосквы и Андуриила. И последние два достались в этом танце мне в партнёры.

Дженосква взревел, и я понял, что он движется прямо на меня. Но я не мог и шевельнуться, чтобы не ступить в обволакивающую тьму, что не казалось удачной идеей. Вместо этого я сложил руки на груди и пробормотал:

— Давай посмотрим, как ты заземлишь вот это, страшила. — Затем я призвал Зиму и выкрикнул: — Arctispinae!

Я резко развёл руки, и холод Зимы заморозил воздух в тысячи ледяных шипов, острых как иглы, и бросил их во тьму и дальше. Магия была использована только при создании шипов, а затем они просто стали острыми и опасными кусочками твёрдого материала. Я поставил на то, что сила дженосквы могла нейтрализовать только воздействие непосредственной магии, и, насколько я знал, он всё ещё соблюдал её законы.

Расчёт оправдался. Дженосква издал очередной оглушительный рёв боли не более чем в семи-восьми футах от меня.

Я использовал звук как точку отсчёта и замахал посохом по дуге, его зелёно-серебристый свет с примесью огня Души отогнал немного назад сущность падшего ангела, всё ещё пытающегося прижать меня. Моя воля собрала ещё немного Зимнего льда на конце посоха в неровный, твёрдый как камень шар размером с мою голову. Я нацелился на источник звука и выкрикнул:

— Forzare!

Копьё чистой кинетической энергии как ядром метнуло во тьму градину с конца моего посоха, и она ударилась обо что-то огромное и мясистое с глухим стуком твёрдого льда, врезавшегося в покрытую мышцами плоть. Я, должно быть, попал ему в живот, потому что вместо рёва дженосква издал слабое бульканье.

Сталь снова звякнула о сталь, и я услышал, как рабочие ботинки затопали по мрамору, приближаясь ко мне. Майкл крикнул: «Omnia vincit amor!» — и слепящее белое пламя Амораккиуса разбило тьму вокруг меня словно сухую яичную скорлупу.

Моё зрение вернулось. Никодимус с мечом в руке следовал по пятам за Майклом, но закричал и зашатался, когда Андуриил был разбит. Он упал на одно колено, и то только благодаря тому, что успел выбросил вперёд левую руку для поддержки.

Невдалеке дженосква поднимался с места своего падения. Вызванная мной градина, видимо, отбросила его назад через мраморный алтарь в центре сцены, и теперь одна сторона его грудной клетки выглядела помятой. Существо скрючилось на трёх конечностях, волоча за собой ногу, и оскалилось на меня в немом рычании, демонстрируя пожелтевшие клыки.

— Довольно, Никодимус! — прогремел Майкл, и его голос отразился от мрамора и сокровищ хранилища. — Довольно!

Меня поразила вся сила и громкость его голоса. Я обнаружил, что стою с Майклом спина к спине и могу держать дженоскву в поле зрения.

— Вам на сегодня ещё не достаточно? — спросил Майкл голосом, понизившимся почти до мольбы. — Во имя Господа, ваши глаза ещё не прозрели?

— Майкл, — тихо прорычал я сквозь зубы, — что ты делаешь?

— Свою работу, — ответил он мне так же тихо и мягко обратился к поверженному Никодимусу: — Никодимус Архлеоне, посмотрите на себя. На свою ярость. На свою боль. Посмотрите, куда они вас привели. Куда они привели вашего собственного ребёнка.

Распростёртый на мраморном полу Никодимус поднял глаза на Майкла, и я увидел на его лице то, что прежде мне никогда не доводилось видеть.

Усталость. Надрыв. Неуверенность.