Досье Дрездена

Тесса адски завизжала. Она вскинула руку в мою сторону, собирая в ладони силу для атаки, но едва успела выпустить её, как Никодимус схватил её за руку, перенаправив предназначенный мне удар в небо.

Оруженосцы начали палить по мне. Пуля врезалась в плащ над левым лёгким, ударив меня словно кулаком и отбрасывая в сторону.

Мыш рванул вглубь дома.

Я упал, и серьга Мэб взорвалась. Два осколка выстрелили из моего уха в разных направлениях, рикошетом ударяясь о стены прихожей, и вселенская боль обрушилась на меня в тот же миг.

Я смутно слышал, как Баттерс кричит моё имя. Пули лупили в прихожую через дверной проём, проносясь мимо со злобным шипением и щёлкая по лестнице позади меня. Я лежал, оцепенев от боли, и поймал ещё один удар по пыльнику прежде, чем Баттерс с усилием оттащил меня от двери.

Я старался не упускать из виду происходящее вокруг, но в основном был занят тем, что пытался собрать достаточно сил, чтобы свернуться калачиком в позе эмбриона… но у меня ничего не вышло.

— Гарри! — кричал Баттерс, пытаясь поднять меня на ноги. — Гарри, вставай! Они возвращаются!

— Сожгите его! — визжала Тесса. — Сожгите их! Сожгите их всех!

— Гарри! — истошно вопил Баттерс. — Сделай же что-нибудь!

Во мне не оставалось сил даже на гримасу боли.

— О, Боже, — всхлипнул Баттерс. — БожеБожеБоже…

И именно тогда, на моих глазах, Уолдо Баттерс выбрал путь героя.

Он посмотрел вверх на лестницу, туда, где прятались дети. А затем — в сторону мужчин на улице. И стиснул зубы.

Без лишней суеты он вытряхнул меня из кожаного пыльника. Надел его. Рукава были слишком длинны, да и плащ в целом был несуразно велик, но должен признать, он приобрёл гораздо больше защиты, чем это когда-либо удавалось мне.

— Боб, — позвал он.

Светящиеся огни вспыхнули в одном из отделений его бэтменского жилета, нервно вытанцовывая в медленно нарастающем свете утренней зари.

— Да, босс?

— Выступаем.

— Ох…

— Если со мной что-нибудь случится, — продолжил он, — я хочу, чтобы ты вернулся в череп. Расскажи Энди обо всём, что видел. Скажи ей, я просил передать тебя кому-нибудь ответственному. И скажи, что я люблю её. Хорошо?

— Босс, — спросил Боб подавленным голосом. — Ты уверен?

— Больше некому, — тихо сказал Баттерс. — Гарри повержен. Черити захвачена. Мы не можем рисковать жизнью Уриэля. И если мы будем ждать помощи, ломая руки, они сожгут детей заживо.

— Но… это не твоё. Ты не сможешь победить их.

— Обязан попытаться, — возразил Баттерс.

— Эта попытка тебя прикончит, — ответил Боб. — И ничего не изменит.

— Я должен верить, что это не так, — сказал он. — Возможно, я сумею задержать их до тех пор, пока не подоспеет настоящая помощь.

— Ох, — тихо-тихо вздохнул Боб.

— Ты готов? — спросил Баттерс. — Ты можешь перейти в плащ?

— Конечно. Это я научил Гарри этим заклинаниям.

— Держи пули от меня подальше, сколько сможешь, — велел Баттерс.

— Принято, — отозвался Боб. — Зададим им жару, босс.

— Дух, ты просто молоток! — похвалил его Баттерс. Он глубоко вдохнул, положил руку на моё плечо и сказал: — Не волнуйся, Гарри. Ты и так сделал достаточно. У меня всё получится.

Мне хотелось крикнуть Баттерсу, чтобы он не ходил, не приносил себя в жертву понапрасну, а взял бы детей и попытался бы сбежать. Тоже безнадёжный план, но он мог это и не понять. И, по крайней мере, они умерли бы от пуль, а не сгорели бы. Но я не мог ни двигаться, ни думать, ни делать что-либо ещё. Боль была просто слишком велика. Это больше не была головная боль. Это была боль вселенского масштаба. Я больше не чувствовал свою сломанную руку — я вообще не чувствовал своё тело. У меня осталась одна только боль.

Но я начал плакать, когда Уолдо Баттерс встал, закатал рукава моего плаща, чтобы руки высовывались из них, схватил несколько вещей из своего жилета, валявшегося где-то на полу крыльца, и вышел за дверь.

Из первого брошенного им шара внезапно появилось небольшое облако дыма и начало растекаться во всех направлениях, и снаружи загрохотали выстрелы.

Нет, чёрт возьми.

Нет!

Я не мог позволить, чтобы всё закончилось таким образом. Баттерс был моим другом и слишком хорошим человеком, чтобы умереть, пока я лежу на полу, не в силах прийти к нему на помощь.

Я изо всех сил пытался подняться, но мои руки и ноги не слышали меня сквозь боль. Я попытался снова, подняв все ментальные щиты, что могли оградить меня от агонии, и на этот раз мне удалось сдвинуться с места и тяжело перевернуться на бок. Моя щека прижалась к полу, и мой взгляд оказался направлен вдоль коридора, ведущего в заднюю часть дома, мимо столовой, где я боролся с оруженосцами, ворвавшимися в дом… и где на обеденном столе были тщательно разложены остатки Фиделаккиуса.

В пылу борьбы стол тряхнуло. Отломанная рукоять Меча Веры упала и откатилась к дверям. Сейчас она лежала всего в паре футов от меня.

А что если…