Досье Габриэль Витткоп

Собранные отбросы - большие глазные яблоки, побелевшие при варке, и клочки покрытой пленкой кожи - отправляются к прочим останкам в пластиковый пакет. После этого Санпер тщательно чистит кастрюлю и раковину стиральным порошком, наводит порядок и дает голове немного остыть. Он садится за стол и принимается срезать мясо с занятного объекта специальной стамесочкой и очень острым ножом, которым он иногда счищает кожуру с овощей. Это настоящее бандитское «перо» - с почти треугольным лезвием и деревянной рукояткой, потемневшей от соков: пронырливо-рыскливое орудие, умеющее обтачивать, протыкать, скрести и превращать вещество в жидкую кашицу на сером зеркале клинка. Срезание мяса с черепа - долгий, тяжелый и даже слегка утомительный труд, который Санперу обычно удается закончить лишь кдвум-трем часам утра. Поэтому он вынужден спрятать голову в холодильник до следующего вечера, утешая себя мыслью, что самое трудное позади. Завтра он проварит предмет еще раз, но сок уже будет прозрачнее, а запах - не такой сильный и резкий, как при первом кипячении. Санпер знает о своей награде и предвкушает ее, уже представляя, с какой радостью посмотрит на эту большую искреннюю скорлупу, эту улыбчивую декоративную вазу. Он будет подолгу держать ее в ладонях (разумеется, не вспоминая о Йорике, о котором никогда и не слышал), любуясь фактурой и оттенками, и проводить тонким указательным по извилинам черепного строения. Наконец, предмет отправится к себе подобным - в одну из коробок, которые Санпер хранит на полках стеклянного ящика и спальне.

Эти коробки из толстого картона выложены папиросной бумагой и обильно посыпаны дезинфицирующим средством. Следует предотвратить любые неприятные сюрпризы, ведь хотя покойники не говорят глупостей, иногда им случается сыграть злую шутку. Поэтому Санпер внимательно следит за своей коллекцией черепов, с удовольствием убеждаясь, что ни один не похож на другой. Если смотреть на свет, одни прозрачны, как пергамент, а другие, поплотнее, переменчивы, точно агат. Некоторые - бледно-кремовые, а прочие - почти теплого оттенка сушеного абрикоса: все зависит от индивидуальной пигментации. Все черепа Санпера причудливы и прекрасны. Они напоминают о море, скалах и гулких песчаных берегах, где валяются рыбьи хребты, скелеты сирен, обглоданные фрегаты, которые посасывают черные крабы, и большие перламутровые раковины в песке, воющие из тьмы неведомыми голосами.

МОМЕНТАЛЬНЫЙ СНИМОК [8]

Ночь с двадцать девятого на тридцатое сентября. Площадь около семидесяти квадратных метров, от которой на восток и на запад отходят две улочки, ведущие, в свою очередь, к более крупным дорогам. Четыре газовых фонаря, окруженные ореолами, озаряют углы площади зеленовато-белесым светом. Она огорожена совершенно глухими стенами из почерневшего кирпича - лишь северо-восточный угол занимает склад чая. Это шестиэтажное здание: по четыре небольших квадратных окна, сейчас уже темных, в каждом из этажей с первого по шестой, а в первом - три окна справа и дверь слева, если смотреть со стороны фасада. Щипец - в форме затупленного треугольника, посредине которого прорублен полукруглый оконный проем, увенчанный массивным блоком. Первое от двери окно отбрасывает сквозь большое туманное стекло прямоугольник желтого света на жирную от влаги мостовую. В окне виднеется силуэт ночного сторожа, сидящего при керосинке за столом. На голове у него маленькая ермолка, профиль орлиный, а спина сгорбленная. Возможно, он спит.

Ровно час. Из восточной улочки выходит констебль полиции Эдвард Уоткинс с порядковым номером 881 и пересекает площадь. Луч его фонарика явственно очерчивает каждый камень мостовой, заливая рассеянным светом низ брюк и скрипящие туфли. Полицейский бросает рассеянный взор на юго-западный угол площади, где не замечает ничего непривычного, и уходит по западной улочке. Его туфли громко скрипят в тишине.