Досье на звезд: правда, домыслы, сенсации. За кулисами шоу-бизнеса

На момент рождения Леонида семья Агутиных жила в огромной трехкомнатной коммунальной квартире в доме № 24 на Ленинском проспекте, где, кроме них, ютились молодая семья с ребенком, родной брат Людмилы Леонидовны с женой и дочерью и ее мама. Прелесть этого дома была в том, что он находился рядом с Нескучным садом, а если точнее — прямо в нем. Поэтому каждый день молодая мама выгуливала своего новорожденного под сенью беседок, увитых плющом, среди фонтанов и цветочных клумб.

Леониду не было еще и года, когда он стал делать первые самостоятельные шаги. Причем во многом этому помогла одна неприятная история, приключившаяся в апреле 1969 года. Дело было так. Мама повезла сына в местную поликлинику на очередной осмотр. Везла она его в красивой прогулочной коляске, купленной на днях в одном из московских магазинов. Возле поликлиники Людмила Леонидовна взяла сына на руки, а коляску, как и в прежние дни, оставила у входа. Ей и в голову не могло прийти, что кто-то из посетителей поликлиники посмеет посягнуть на вещь, принадлежащую грудничку. Но она ошиблась. Едва она вошла в помещение, как на улицу вышла очередная мамаша со своим ребенком, увидела красивую коляску и, не долго думая, «махнула» ее на свою — более дешевую и изрядно потрепанную временем. Когда Людмила Леонидовна обнаружила подмену, ее душа воспротивилась такому повороту событий и она не посмела катать сына в такой рухляди. Так Леня сошел с колес и уже к первой годовщине со дня рождения стал совершать пешие прогулки в Нескучном саду.

В те же дни будущий «босоногий мальчик» едва не погиб. Мама была на работе, и за Леней присматривала его бабушка. Однако, занятая домашними делами, она на какое-то время оставила карапуза без внимания, и тот отправился на балкон (Агутины жили на седьмом этаже). Когда бабушка хватилась внука, тот уже, влекомый любопытством, просунул голову сквозь металлическую решетку и с упорством, достойным удивления, пытался протиснуть и тело. Однако он был мальчиком достаточно упитанным, поэтому сделать это быстро ему не удалось. И слава богу! Прибежавшая на балкон бабуля осторожно освободила головку мальчика и увела его в комнату.

В мае 1969 года семья Агутиных переехала на новое место жительства — в собственную кооперативную квартиру в районе Беляева. Здесь Леня пошел сразу в две школы: в музыкальную (с шести лет) и в среднюю школу № 863. Первое время совмещать два вида занятий мальчику было трудно, и на этой почве у него с мамой возникали стычки. «Не буду больше заниматься твоей противной музыкой!» — говорил он в сердцах и хлопал крышкой осточертевшего пианино. Однако матери в таких случаях хватало такта и понимания, чтобы уговорить сына вновь вернуться за инструмент. Пройдут годы, и, уже став знаменитым певцом, сын с благодарностью будет вспоминать настойчивость матери, даже в самые критические моменты находившей в себе силы не сорваться и убедить сына в правильности своих действий.

Первую самостоятельную музыкальную композицию Агутин сочинил в одиннадцать лет. Называлась она «Море», и уже тогда в ней отчетливо звучали латиноамериканские мотивы.

В школе Агутин считался душой любой компании: из-за веселого нрава и умения играть на гитаре. Без его участия не обходилось ни одно внеклассное мероприятие. Например, одна ученица пригласила весь класс на свой день рождения. Но пришли одни девчонки, и настоящего праздника не получилось — было скучно. И тогда кто-то предложил сходить за Агутиным. Так и поступили. К радости всей компании, Леонид только что вернулся из музыкальной школы и на предложение поучаствовать в дне рождения откликнулся с большой охотой. Прихватив гитару, вся компания отправилась догуливать торжество. Его апогеем стал импровизированный спектакль «Ромео и Джульетта», в котором главные роли исполнили именинница и Агутин.

Без участия Агутина не обходились и другие школьные мероприятия, например, турпоходы. Кстати, во время одного из них Леонид стал мужчиной. Было ему тогда 14 лет. Сам он вспоминает об этом следующим образом: «Дело было в палатке. Но никаких особенных удовольствий я не испытал. Наоборот, чувствовал себя гадко…»