Досье поэта-рецидивиста

Самоотверженно служила преподавателем детской музыкальной школы — классическая городская сумасшедшая, не замечающая своей иности, каких бродят толпы по забытым переулкам сознания. Куча мяса в черепной коробке, забитого депрессивными образами не тех и не о том, ворох проблем, долгов, старых непрочитанных книг в голове и перечитанных не раз на столе. Стройная, красивая ещё, позабывшая, что жизнь — борьба, а счастье — только лишь ремесло.

Не помню ни дня, ни времени года даже — лишь растрёпанные русые волосы, когда в распахнутую ангелом небесным входную дверь ворвался её дух и, как из доброй русской чёрной кожаной печечки, начал метать на стол всё, что есть: баночки маринованных, сытые салатницы, полные запаха тмина кулёчки, сладкие обёртки.

— Ты что, с ума сошла? — сорвалась с уст моих ушаблоненная идиома. И тут же одернув себя: — Извини, я забыла, — сказала я с улыбкой. Ни фальши обиды, ни аккорда непонимания на её лице. Только озорные складочки в уголках губ скользнули фальцетом. Ничего она никогда ни для кого не жалела. Поэтому ничего и не имела, если можно обозвать словом «ничто» титанов чувств и огня, что обитали внутри этой хрупкой женщины, атлантов гиперэмоций и страстей, вырывающихся, голосящих волнами всего лишь шести витых струн. Самый дорогой она для меня человек. Маленький Бог, отличающийся от большого только инструментом, посредством коего порождают оба в мир красоту, порождают сам мир.

Услышать затылком

Не хочется жить в глубине плей-листа,
В муаре за масляной рябью картин,
В цинизме морфем иль в арго седока,
Лишаясь рассудка, дожив до седин,
Смерть Бога в себе поделом лицезреть,
Услышать затылком «Понтифик!.. Низложен!»
Увидев взрыв Солнца, в огне возгореть.
Не хочется, право, но кто-то ведь должен?!

Мысли из никуда

Демократия — власть народа, но власть над самим собой.

Только вера в свою избранность способна являть миру чудеса творчества.

У меня нет маски — только шлем.

Шрам от слезы.

Моралью можно уничтожить физически, а физически мораль — нет.

В любви тоже нужно сказать «пожалуйста».

Человек готов умереть лишь за одну мечту — мечту жить вечно.

Питерец по любви

Не знаю, зачем я полетел в Петроград. Как не уверен, для чего вообще существую под пылающей луною. Кино, кем-то называемое жизнью, с самого утра разразилось очередной загадочной, мистической сценой, повергающей меня в действия. Случайная, казалось бы, фраза о невероятно щедрых скидках на трэвел залпом «Авроры» разорвала жаждущий интересных авантюр разум. И в тот же вечер, миновав четыре тысячи воздушных миль, я вкатился на Пушкинскую площадь — вместилище моей души и заоблачных грёз о зените славы, а вернее, Саши.

Как водится, истерев пару мозолей о гранит одухотворяющих видов, я всё же был вынужден настроиться на обратную дорогу, не слишком желанную, а посему и навевающую not fun. С тоской под ручку я и погрузился на синюю ветку подземной змеи, резво ползущей в сторону скворечника дюралевых ласточек, ревущих вепрем. Гул эмоций погружал в сон. Полутуман невских зимних образов окончательно выдавливал чувство реальности из подсознания.

Ступни гудели трансформатором высоковольтной сети метрополитена, голова обратилась колоколом Исаакия, зовущим к заутрене. Не усталость сковала меня — разум, переполненный, пресыщенный телесными, физическими ощущениями и видами роденовскими, отключил мир, меж тем духовность, дух, энергию, пьянящие флюиды впуская без искажений и преград.

Неожиданное нежное невидимое прикосновение к щеке, к сознанию — и я тут же удивлённо обернулся, но не сразу осознал, что увидел внутренним больше взором. Серые ботинки, джинсы, куртка, шапка с огромным синим смешным помпоном, невыразительное, нереальное и поэтому красивое лицо, опущенный долу взгляд и… кисти рук — вот что привлекло моё внимание в большей степени. Сама сущность России предстала предо мною в своём скромном, обыденном великолепии.

У Руси ведь женское имя, черты и… ладони. Изящные, нежные… Именно их я наблюдал и не мог оторвать взгляд от волшебного переплетения пальцев, складочек кожи, красного, совершенно не гармонирующего с нарядом лака. Заворожён — вот слово, описывающее моё состояние в то мгновение с потрясающей простотой. И только заметив смущённую улыбку незнакомки, смирил взор.

Что только не пронеслось аллюром в памяти моей: всепоглощающие мечты, уколы букетов роз любви, будущее и прошлое, предначертанное и предсказанное. Что только я не передумал за одну оставшуюся станцию. Я хотел вновь взглянуть на чудо, скромно сидевшее слева от меня, ещё раз, но сильнейшие впечатления от увиденного не позволяли мне обидеть прилюдным вниманием нежданно ниспосланного Богом ангела во плоти.