Читаем Досье поэта-рецидивиста полностью

Пил я когда-то без меры. Пил со всеми подряд: с одноклассниками и однокурсниками, с сослуживцами и соучастниками, с толстыми и худыми, с хромыми и одноглазыми, со стариками и малолетками, с добрыми и злыми, с димедролом и с осадком, с грустью и с радостью, с бутылками и стаканами. Пил в конских дозах, желая доказать всем, что я сверхчеловек. Пил, пока не кончится или не кончусь. Как в последний раз пил — торжественно, развязно, неудержимо. Пил, как пьют страдавшие от жажды неделю или месяц. Пил ещё и ещё в надежде, что эффект будет лучше, чем сейчас, — был максималистом, одним словом.

Сейчас страсть к спиртному как-то поутихла, если не сказать, что сошла на нет. Говорят, что «свое уж выпил». Хорошо бы в жизни всегда было так — хлебнёшь горя из до краев полной чаши, а потом остаток жизни горя не знаешь. Или не любят тебя бабы — и в одночасье как будто обухом по голове — прохода не дают. Или лежал на печи тридцать три года, а потом раз — и все сразу заимел: и машину, и квартиру, и дачу с женой да детьми в придачу. Русские люди такие — либо пан, либо пропал.

А можно ли вообще пить умеренно? Как это? Врачи утверждают, что алкоголь в малых дозах полезен. Только малая доза — это всего лишь двадцать-тридцать граммов чистого спирта. Всё остальное вредно и неумеренно.

Приходишь ты в гости или на именины к товарищу. Видишь, стол от яств ломится. Буженина, маринованные грузди, перепела, шашлык, балык, каравай, лучок зелёный, помидорки. Хозяин произносит торжественно: «Прошу к столу, гости дорогие». Все садятся. Начинается банкет. Кто-то кричит: «Ура товарищу Сталину!» — и засаживает в рот маринованный гриб, другой, его поддерживая: «За нашу счастливую жизнь!» — и давится кусками сочной отбивной из свинины. «За коммунизм и светлое будущее!» — вопит третий и вливает в себя гранёный стакан… молока. Через десять-пятнадцать минут банкет завершается. На посошок залпом выпивают горячий чай, закусывая его тортом, дядя Вася (слесарь ЖЭКа) — не закусывая. Гости расходятся. Хозяева моют посуду и произносят: «Уффф. Хорошо погуляли!..» Да разве ж это дело?

Русскому человеку нужно, чтобы душа развернулась, а потом заснула непробудным, мертвецки пьяным сном; русского хлебом не корми — дай подраться, если нет повода совершить подвиг в трезвом уме, чтобы ощущать себя человеком, а не комом дерьма; потребна утренняя болезнь, чтобы знать, как хороша жизнь была вчера и будет после опохмела; необходимо изменять сознание, чтобы не изменять себе. Всего этого мне хотелось всегда в количествах, превосходящих разумные пределы. Думаю, из таких людей и получались Александры Матросовы и Карбышевы, Солженицины и Стахановы, Наполеоны и Кутузовы. Хотя, возможно, Солженицины, Стахановы и Наполеоны получаются из совершенно других. В мирной жизни такие люди не нужны, им не находится места, и они чем только могут пытаются залить вулкан страстей и стремлений, клокочущий внутри термоядерный реактор. И я тоже пил — что оставалось делать?

Однажды мы взяли на нашу небольшую компанию пол-ящика водки. Не помню, кто спонсировал вечеринку, но удалась она на славу — возможно, именно Слава и был тогда нашим благодетелем. Поначалу мы пили белый прозрачный яд за здоровье и долголетие, потом за счастье и удачу, потом «за ПД» именно в такой формулировке (ПД — прекрасные дамы), потом за любовь (почти у всех к алкоголю), семью (которой ни у кого не было), друзей (почти все за алкоголь), будущее (с алкоголем) и прошлое (тоже с ним).

В итоге я напился. Да не просто так, а очень и очень основательно. Дальнейшая история восстановлена только при помощи дедуктивного метода товарища Шерлока и скудных размытых фотографий, что проявил мой мозг на следующее утро, после того как я окончательно очнулся и вернулся из небытия потустороннего мира.

Итак, к вечеру я был весьма накушамшись. Вернее, меня уже не было — я слился с вечностью, а вместо меня выпустили ростовую куклу с внутри сидевшим нетрезвым гражданином, со встроенным кассетным магнитофоном «Сатурн», воспроизводившим запись моего голоса и нещадно жевавшим магнитную ленту. После окончания банкета кукла (в дальнейшем пусть будет Кук) крайне нехотя собралась. На слова друзей «поехали домой» мычала что-то вроде: «Мене и тут охурошо!» Кое-как Кук встал, надел куртку и шапку (на улице уже была глубокая сибирская зимушка) и направился на остановку общественного транспорта. Друзья мои были тоже в хорошем подпитии и сказать точно, куда Кук поехал в тот вечер, не смогли.

Перейти на страницу:

Похожие книги

В Датском королевстве…
В Датском королевстве…

Номер открывается фрагментами романа Кнуда Ромера «Ничего, кроме страха». В 2006 году известный телеведущий, специалист по рекламе и актер, снимавшийся в фильме Ларса фон Триера «Идиоты», опубликовал свой дебютный роман, который сразу же сделал его знаменитым. Роман Кнуда Ромера, повествующий об истории нескольких поколений одной семьи на фоне исторических событий XX века и удостоенный нескольких престижных премий, переведен на пятнадцать языков. В рубрике «Литературное наследие» представлен один из самых интересных датских писателей первой половины XIX века. Стена Стенсена Бликера принято считать отцом датской новеллы. Он создал свой собственный художественный мир и оригинальную прозу, которая не укладывается в рамки утвердившегося к двадцатым годам XIX века романтизма. В основе сюжета его произведений — часто необычная ситуация, которая вдобавок разрешается совершенно неожиданным образом. Рассказчик, alteregoaвтopa, становится случайным свидетелем драматических событий, разворачивающихся на фоне унылых ютландских пейзажей, и сопереживает героям, страдающим от несправедливости мироустройства. Классик датской литературы Клаус Рифбьерг, который за свою долгую творческую жизнь попробовал себя во всех жанрах, представлен в номере небольшой новеллой «Столовые приборы», в центре которой судьба поколения, принимавшего участие в протестных молодежных акциях 1968 года. Еще об одном классике датской литературы — Карен Бликсен — в рубрике «Портрет в зеркалах» рассказывают такие признанные мастера, как Марио Варгас Льоса, Джон Апдайк и Трумен Капоте.

авторов Коллектив , Анастасия Строкина , Анатолий Николаевич Чеканский , Елена Александровна Суриц , Олег Владимирович Рождественский

Публицистика / Драматургия / Поэзия / Классическая проза / Современная проза
Движение литературы. Том I
Движение литературы. Том I

В двухтомнике представлен литературно-критический анализ движения отечественной поэзии и прозы последних четырех десятилетий в постоянном сопоставлении и соотнесении с тенденциями и с классическими именами XIX – первой половины XX в., в числе которых для автора оказались определяющими или особо значимыми Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Достоевский, Вл. Соловьев, Случевский, Блок, Платонов и Заболоцкий, – мысли о тех или иных гранях их творчества вылились в самостоятельные изыскания.Среди литераторов-современников в кругозоре автора центральное положение занимают прозаики Андрей Битов и Владимир Макании, поэты Александр Кушнер и Олег Чухонцев.В посвященных современности главах обобщающего характера немало места уделено жесткой литературной полемике.Последние два раздела второго тома отражают устойчивый интерес автора к воплощению социально-идеологических тем в специфических литературных жанрах (раздел «Идеологический роман»), а также к современному состоянию филологической науки и стиховедения (раздел «Филология и филологи»).

Ирина Бенционовна Роднянская

Критика / Литературоведение / Поэзия / Языкознание / Стихи и поэзия