Досье поэта-рецидивиста

Младшая дочь действительно не походила на других детей, но вины в том Нади не было. Она любила мужа и никогда даже не задумывалась о связях на стороне. Да и с кем она ему могла изменить – с хромым соседом или с такими же прачками, как и она, в поте лица зарабатывающими свои гроши в пассажирском депо?! Юрка был отличной партией, но она никогда его так не воспринимала – просто любила, хотела быть с ним, счастливо жить, растить детей, состариться и нянчить ораву внуков. А Юра, хоть и обладал недюжинной физической силой и золотыми руками, не был до конца уверен в себе и поэтому ревновал супругу к фонарным столбам.

Юра пил. Запои становились все длиннее, и скоро он стал забывать работать, за что его и уволили. Злость и ревность всё яростнее прорывались наружу, и семья начала бежать от него, но из семьи уволиться не так просто. Дети и жена старались уйти из дома, пока тот не проспится и не примет более-менее человеческий облик. Юра целыми днями сидел дома. Жил случайными заработками, знался со случайными людьми, пил и пропивал всё, что попадало в руки, превращаясь в омерзительное существо, говорящее сыну «дурак», жене и дочерям – «шлюхи», старому тестю-фронтовику – «козел», остальному миру – не менее грязные и неприятные фразы.

Маленький Костя очень жалел маму и был готов на всё ради нее, старался заменить постепенно падающего – в прямом смысле – в канаву мужа. Помогал по дому, часто на каникулах приходил в прачечную и работал там, лишь бы не находиться дома с пьяным отцом. Молил Бога, чтобы всё стало так, как раньше, и перестал читать, потому что отец очень злился, видя сына с книгой в руке.

– Мужик должен работать руками, а не читать какие-то книжки, как баба! – орал отец. – Мужик должен быть мужиком, а все эти книги – для маменькиных сынков и слюнявых интеллигентов типа нашего соседа-козла!

Юра нагибался над сыном, дышал мерзким перегаром и повторял басом: «Ты понял, Кот? Понял батю своего?» Костя кивал, закрывал книгу, дожидался, когда отец напьётся и уснёт где придется, оттаскивал его уже изменившееся к тому времени не в лучшую сторону тело на кровать и снова открывал недочитанный миг дуэли двух красавцев, одетых в синие, расшитые золотом накидки, или финал романтического свидания фрейлины её величества меж вереницы зелёных, выстриженных конусами вязов и лип в парке де Пресье.

Было два часа ночи, когда в окно постучали. Костя проснулся и краем глаза увидел мамину тень, промелькнувшую по коридору в сторону входной двери. Шаги пробежали и замерли, звякнул замок, послышался незнакомый, официально-натужный, вкрадчивый мужской бас. Вскоре раздались тихие всхлипывания. Солёные капельки слёз осенним дождем заморосили по половице.

В тот день Юра, как обычно, выпивал, точнее, напивался. Где и с кем, он уже и сам не помнил, когда возвращался домой с одной только мыслью – раздобыть у жены денег и купить ещё хотя бы стакан самогона. Где возьмёт она деньги и есть ли они, Юру нисколько не волновало.

– Она мне должна! – мысленно повторял он. – Пусть найдёт где хочет!

И ступил на ещё теплый асфальт, нагретый днём лучами жаркого июльского солнца. Вдруг что-то сбило его с ног, слегка подбросило, а потом придавило и стало жевать, обдирая кожу со спины вместе с одеждой, сдирая наждачной бумагой лицо, ломая руки, рёбра и ноги, разбивая череп алюминиевым выступом, раздирая тело адской тёркой.

– Попал под машину, – сказал Наде милиционер. – Водитель тоже был пьян и не сразу заметил, что сбил человека. Ещё двести метров он протащил тело по асфальту под днищем и лишь потом остановился, услышав душераздирающие вопли. Ваш муж был жив ещё два часа. Если бы был трезвый, наверное, умер бы от болевого шока сразу, а так ещё бился в агонии. Врачи были бессильны.

Гроб не открывали. Никто не плакал. Лишь Надя, увидев фотографию мужа на памятнике, разрыдалась и упала на колени перед обитым красным атласом деревянным ящиком. На фотографии Юрка всё такой же молодой и красивый, такой же нежный, любящий и сильный, смелый, вдохновляющий её, ведущий к светлому и счастливому будущему. Дети запомнили его другим и на поминках почти ничего не говорили и не плакали.

Костя вдруг вспомнил, как хоронили известных героев чужих романов, с какими почестями и помпой, с пафосом, с оружейными выстрелами и воем оркестра, и ему захотелось поскорей вновь перенестись в один из этих необычных, красочных миров.

Мысли из никуда

What can I do? – Водки найду.

Оригинальная однобокость.

Милицию должен благодарить закон, а не те, кто его нарушает.

Красота, возведенная в экспромт.

Человек – это недоэволюционировавший Бог.

Авторитаризм в литературе неизбежен.

Красный диплом иногда бывает символом серости.

Положи на ладонь то, что в сердце твоём