Доспехи из чешуи дракона

Всегда найдется добрый человек, который выведет толпу из замешательства, подольет масла в огонь и кинет клич, побудив озлобленные массы к действию. Той самой иглой, что вскрыла нарыв, была рыжеволосая блудница, так и не простившая пренебрежительного отказа от ее услуг. «Добрая душа» вскочила на стол и принялась сквернословить, посылая в адрес обоих голодранцев и их мужского начала изысканные проклятия. Большего и не потребовалось! Доведенная до крайней степени бешенства толпа накинулась на скитальцев.

Шак очнулся от сильной головной боли. Он лежал на спине, сверху восседал какой-то пьяный мужик и, держа бродягу за уши, методично стукал его затылком об пол. Рядышком суетилось несколько крестьян, пинавших бока жертвы ногами и бьющих палками по всем доступным местам ненавистного тела. Не страдала от их потуг лишь голова, прикрытая руками основного мучителя. Многострадальный череп уже выдержал с десяток ударов, но всему, как известно, есть предел, он мог и расколоться.

Резко выдернув руку из-под каблука чьего-то сапога, Шак впился окровавленными пальцами мужику в пах; тот, в свою очередь, заверещал, как недорезанный поросенок, и запрыгал, испытывая на прочность могучий пресс шарлатана своими костлявыми ягодицами.

Забавная скачка не развеселила толпу, а, наоборот, еще больше разозлила. Кто-то опустил на голову пьяного всадника табурет, а потом, ухватившись за шкирку, выкинул его из «седла». Теперь крепость шарлатанского брюха проверяли не острые мослы, а чьи-то сапоги, судя по причиняемой ими боли, довольно сносно подкованные. Прикрыв голову обеими руками и приняв позу эмбриона, Шак закрутился по полу. Уже не раз побывавший в подобных ситуациях прохиндей знал, что лучше подставить бока и конечности, лучше крутиться, чем просто лежать, и лучше искать подходящий случай, чем просто ждать, пока он не подвернется сам, и надеяться, что озверевший люд одумается.

Спасение не пришло со стороны, шарлатан нашел его сам и ухватился за него, как за соломинку, правда, не руками, а зубами. Среди сапог и башмаков, которыми «добрые» посетители горели желанием попотчевать бродягу в лицо, наконец-то да нашлась босая нога…хоть грязная, но в этот момент жертве толпы было не до эстетики.

С остервенением и хищным блеском во взоре Шак впился зубами в чужую лодыжку. Он крепко сжал ее и зарычал, прокусывая слой грязи и тонкую кожу. Как и ожидалось, несчастный, чью ногу терзали острые зубищи, потерял контроль над своими действиями. Он взвыл, задергался, запрыгал на одной ноге, размахивая налево и направо увесистыми кулаками. Неизвестно, по скольким скулам да хребтам прошлись эти обезумевшие братья-близнецы, но толпа отпрянула, расступилась, образовав достаточное пространство, чтобы Шак мог подняться.

Встать после побоев трудно, а вскочить – почти невозможно, однако обстоятельства не оставляли выбора, промедление означало верную смерть. Вырвав из ноги напоследок небольшой кусок плоти, Шак сгруппировался, подпрыгнул и встал на широко расставленные ноги. Тело бродяги разрывала на части жуткая боль, его рев заглушал даже визг покусанной жертвы. Примерно так же чувствует себя допрашиваемый после долгой беседы с пристрастием, после того как целый час провисел на дыбе, а бессердечный палач полосовал его плоть кнутом.

Нет лучшего обезболивающего для мышц, чем новая физическая нагрузка; а боль в опухших боках отступает, когда к лицу приливает кровь и доведенный до помешательства человек перестает контролировать собственные поступки. Запал толпы иссяк, фитиль ее ненависти уже еле тлел, но разъяренная жертва с окровавленным ртом и бешено вращавшимися глазами была категорически против окончания забавы.

На этот раз Шак не стал ждать нападения, он ринулся на врагов первым, и его разбитые в кровь кулаки замесили ненавистные хари. Кровь уже так быстро бежала по артериям и венам, что бродяга не ощущал боли от побоев. Он вошел в раж, в этот момент ему было совершенно наплевать, сколько еще раз палки опустятся на его спину, а острые костяшки кулаков взобьют опухшие бока. Однако даже во время самозабвенного лупцевания врагов голова шарлатана сохраняла трезвость рассудка. Он не дрался, не разминал кулаки о чужие рожи, он целенаправленно и осознанно калечил врагов, выводя одного за другим из строя.

Вот правый кулак выбил кому-то глаз, вот локоть бродяги прошелся по чьей-то переносице и превратил лицо накинувшегося сбоку в кровавое месиво, а вот и удар в живот, пришедшийся точно в солнечное сплетение и лишивший сознания замахнувшегося палкой противника. Жестокость – не цель, она средство выживания! Тот, кто думает о последствиях в драке, обречен на переломанные ребра и беззубый рот.