– Правильно говоришь – «не всегда». Существуют культуры, которые позволяют кузенам жениться, что влечет за собой генетический риск, но они же запрещают человеку жениться на вдове своего брата, в чем риска меньше, чем в первом союзе. Когда я был молод, в каждом штате были свои законы, и за невидимой линией, буквально в пятидесяти футах друг от друга, можно было обнаружить прямо противоположные законы. В других же местах и в другие времена разрешались сразу оба союза. Или же запрещались. Бесконечные правила, множество определений одного понятия – и никакой логики. Минерва, насколько я помню, Семейства Говарда впервые в истории отвергли юридический подход и определили инцест исключительно с точки зрения угрозы генетической безопасности.
– Это согласуется с тем, что внесено в мою память, – согласилась Минерва. – Говардовский генетик мог воспротивиться союзу между двумя людьми, не имеющими общих предков, и в то же время не возражать против брака родных сестер и братьев. В каждом случае ответ определялся анализом генетической карты.
– Да, безусловно. А теперь оставим генетику и поговорим о табу. Инцест, хотя под ним может подразумеваться все что угодно, чаще всего подразумевает сестер и братьев, родителей и детей. Ллита и Джо представляли собой уникальный случай: с культурной точки зрения они были сестрой и братом, но генетически не были связаны вовсе… или, по крайней мере, не более, чем два незнакомца.
И вот возникла проблема второго поколения. Поскольку на Единогласии существовало табу на брак между родными братьями и сестрами, я велел Ллите и Джо запомнить: никто не должен знать о том, что они видят друг в друге сестру и брата.
Пока все было хорошо. Они делали так, как я им велел, и никто даже не думал на них коситься. Наконец наступает ночь, когда мы обдумывали проект «Дома Лонгов»… Моему крестному сыну тринадцать – ему уже интересно, а его сестре одиннадцать – и ей начинает быть интересно. Родные брат и сестра – тут и генетический риск, и нарушение табу. Любой, кто разводил щенят или воспитывал детей, знает, что мальчишка способен воспылать чувством к своей сестрице точно так же, как к любой девчонке на улице, но к сестре ему подобраться куда проще.
И маленькая рыжеволосая эльфийка Либби в свои одиннадцать была настолько очаровательно сексуальной, что даже я ощущал это. Она вот-вот должна была дорасти до такого возраста, когда каждый бычок на пастбище, завидев ее, начнет бить копытом и фыркать.
Когда человек сбрасывает камень с горы, может ли он не думать о лавине, которая за этим последует? Четырнадцать лет назад я отпустил на волю двух рабов… потому что пояс целомудрия на девушке оскорблял мое представление о человеческом достоинстве. Неужели мне теперь следует попытаться надеть нечто подобное на дочь этого самого раба? Круг замкнулся! Что мне оставалось делать, Минерва! Это
– Лазарус, я – машина.
– Хампф! Ты хочешь сказать, что людские концепции и представления о моральной ответственности недоступны машинам? Дорогуша, хотелось бы мне, чтобы ты была нормальной девчонкой, с натуральным задом, по которому можно хорошенько шлепнуть. О, я бы так и сделал! В твоей памяти заключено больше опыта, чем в любом существе из плоти и крови. Перестань вилять.
– Лазарус, ни один человек не может принять на себя безграничную ответственность и не сойти при этом с ума от непереносимого груза беспредельной вины. Вы были вправе дать совет родителям Либби. Но при чем тут ответственность? Ведь вы не были обязаны делать даже этого…
– Мм. Ты права, дорогуша, просто жутко, как часто ты бываешь права. Но я неисправим. Четырнадцать лет назад я повернулся спиной к двоим щенкам, если так можно выразиться, и лишь благодаря удаче, а не хорошему планированию все обошлось. И вот мы снова очутились в той же самой ситуации, но теперь исход мог оказаться трагическим. Дорогуша, я не думал ни о какой «морали» – просто я привык не причинять людям боли невзначай. Я не стал бы вопить, если бы дети играли в «доктора», «делали ребенка» – или как там подростки зовут свои эксперименты? Просто мне не хотелось, чтобы мой крестник наградил кроху Либби дефективным ребенком.
Короче, я влез в это дело и начал прямо с их родителей. Позволь добавить, что Ллита и Джо разбирались в генетике, как свинья в политике. На борту «Либби» свои заботы я держал при себе и никогда потом не обсуждал с ними этих вопросов. Невзирая на значительные успехи, достигнутые ими в качестве свободных человеческих созданий, в большом числе вопросов Ллита и Джо были просто невежественны – а разве могло быть иначе? Я обучил их чтению, письму, арифметике и нескольким практическим вопросам. После прибытия на Единогласие их все время подгонял кнут необходимости, так что времени восполнять пробелы в образовании просто не оставалось.