В Глухомани обитало всего несколько сотен людей, и в центре поселка располагалось несколько небольших сооружений, имеющих полуобщественное значение. Большинство колонистов жили в сельских поместьях. Дом Лазаруса Лонга был, бесспорно, самым выдающимся сооружением, которое я видел здесь, – если не считать большой яхты Старейшего, похожей на усеченный конус, и куда более внушительной глыбы космического грузовика, высившейся на посадочном поле, где приземлился и мой пакетбот. (Космопорт представлял собой равнину в несколько квадратных километров, которую сложно было называть портом. Во всяком случае, я не заметил ни одного складского здания. Но автомаяк безусловно был: поскольку я приземлился без приключений. Впрочем, я его тоже не заметил.)
Дом Старейшего отличался от убогих строений поселения. Видно, покойный римлянин нашел себе хорошего дизайнера. Это был двухэтажный дом с внутренним садом. На каждом этаже могло уместиться двенадцать – шестнадцать больших комнат плюс все обычные вспомогательные помещения. Но зачем двадцать четыре комнаты семейству из восьми человек? Такое пространство было бы прилично какому-нибудь богатею из Нового Рима для выражения его «эго», но в новорожденной колонии подобное сооружение выглядело явно неуместным и совершенно не сочеталось с тем, что я знал о Старейшем по его многочисленным жизням.
Но все оказалось просто. Половину здания занимали клиника омоложения, лечебница и изолятор: в них можно было зайти прямо с улицы. Число семейных комнат не было постоянным, стены между ними сдвигались и раздвигались. Как только потребности колонии увеличатся или семейству Старейшего понадобится просторное помещение, клиника Говарда и медицинские учреждения должны были переехать в ближайший город. (Мне повезло: когда я приехал, в клинике омоложения не оказалось ни одного клиента, в больнице тоже не было пациентов, иначе большинство взрослых было бы занято работой.)
Количество членов семейства оказалось столь же неопределенным, как и число комнат. Я предположил, что их восемь: трое мужчин – Старейший, Айра и Галахад; трое женщин – Иштар, Гамадриада и Минерва; двое детей – Лорелея Ли и Ляпис Лазулия. Но я не подозревал, что в доме обитают еще две малышки, недавно научившиеся ходить, и маленький мальчик. Выяснилось, что я оказался не первым и не последним, кого пригласили в этот дом на неопределенное время. Но кем мне считать себя: гостем или членом семьи Старейшего?
Отношения внутри семейства также были крайне непонятными. У колонистов всегда есть семьи. «Колонист» и «одиночка» – эти два слова противоречат друг другу. Но на Терциусе все колонисты были говардианцами, а у нас в ходу любая разновидность брака, за исключением, я полагаю, пожизненной моногамии.
На Терциусе не было никаких законов, касающихся брака; Старейший не видел в них необходимости. Немногие законы, которые действуют на Терциусе, учтены в миграционном контракте, составленном Айрой и Лазарусом. Документ этот включает обычные условия договора с сельским владельцем; предводитель колонии вплоть до момента отставки является абсолютным арбитром. Но в тамошнем кодексе нет ни слова, определяющего условия брака и семейные взаимоотношения. Колонисты, как и подобает говардианцам, регистрируют своих детей: в данном случае компьютер Афина заменяет архивы. Но, просматривая его записи, я обнаружил, что перечень предков зачастую заменен генетическим классификационным кодом. На такой систематизации генетики Семейств настаивает уже не одно поколение – и я с ними согласен, – но она заставляет генеалога действительно потрудиться; в особенности если брак не зафиксирован, как это нередко бывает.
У одной пары оказалось одиннадцать детей: шестеро – его, пятеро – ее, общих не было. Я понял это из их кодов… полностью не совместимых. А потом познакомился с ними – прекрасное семейство, процветающая ферма, и никакого намека на то, что хоть один из этой детской оравы считает кого-то из родителей не своим.
Но Семейство Старейшего было еще более неопределенным. Конечно же, генетические отношения фиксировались в каждом случае… но кто тут женат и на ком?
Купальня оказалась, как и было обещано, декадентской. Она состояла из гостиной и холла и предназначалась для семейного отдыха и развлечений. Помещение тянулось вдоль всего первого этажа, примыкая к стене, за которой был внутренний сад. Стенки легко раздвигались, и в хорошую погоду можно было выйти в сад – а тогда как раз было довольно тепло.