Достаточно времени для любви, или Жизнь Лазаруса Лонга

Это была Тамара Сперлинг. А я-то думал, что она на Секундусе, наслаждается законным отдыхом в сельской местности, Тамара Великолепная, Тамара Непревзойденная, Тамара Уникальная – с моей точки зрения, разделяемой, впрочем, многими; одна из самых талантливых в своем ремесле художника. Уверен, что я был не единственным, кто долго влачил холостое существование после того, как она оставила Новый Рим.

Она вошла в дом, увидела семейство в купальне, сняла в саду платье – она так торопилась, что даже не сбросила высокие сандалии, – увидела меня и закрыла мне глаза своими прекрасными ладонями.

Почему? Прежде мы с ней частенько обедали и – если верить тому, что я недавно слышал, – она была готова стать моей гостевой женой, если я пожелаю. Пожелаю? Пятьдесят лет назад я при каждой встрече предлагал ей контракт на любых условиях и заткнулся лишь после того, как в очередной раз услышал – это было сказано терпеливо и мягко, – что она не намеревается заводить детей и замуж больше не выйдет.

И вот она передо мной после омоложения – впрочем, это не важно, – прекрасно выглядит, молодая, полная сил… колонистка. Я удивился, позавидовав тому, кто сумел уговорить ее уехать. Он, должно быть, обладает сверхчеловеческими способностями. Но как бы там ни было, если Тамара готова разделить со мной ложе, пусть даже на одну ночь и ради старого знакомства, я с радостью принял бы дар богов, ничуть не заботясь об этом человеке. Ее богатства бесконечны и неистощимы. Тамара! Это имя напоминает мне звон колокола.

Она поцеловала двух мокрых девиц, а потом спрыгнула в воду и поцеловала меня.

– Дорогой мой, – прошептала она, приблизив ко мне лицо, – я услышала, что ты здесь, и прибежала. Ми ларуна де’вашти миц ду?

– Да! Как только у тебя будет свободная ночь.

– Не так быстро по-английски, дорит ми. Я учу его – но медленно, потому что моя дочь хочет, чтобы ее помощники в клинике говорили на языке, неизвестном большей части пациентов… и еще потому, что в нашей семье английский в ходу не менее, чем галакт.

– Значит, ты теперь техник по оживлению? И у тебя здесь дочь?

– Иштар даттер ми. Разве ты не знал, петчан ми-ми? Нет, я всего только медсестра. Но я учусь, и Иштар надеется, что я сделаюсь помощником техника через половину горсточки лет. Хорошо – нет?

– Хорошо, я полагаю. Но какая потеря для искусства!

– Бландер, – проговорила она радостно, взлохмачивая мою мокрую шевелюру. – Здесь даже омолодившись – ты заметил? – мне искусством не прокормиться. Слишком много желающих, милых, молодых и хорошеньких… – Близнецы крутились возле нас, прислушиваясь, и на мгновение притихли. Тамара обняла их и прижала к себе. – Вот пример. Это мои внучки. Хотят вырасти повыше, чтобы поскорее лечь и стать ниже. – Она поцеловала девочек. – Какие у них огненные кудряшки. У меня таких нет.

Я начал было объяснять, что ни возраст, ни рыжие кудряшки ничего не значат, но быстро понял, что комплимент Тамаре в подобной формулировке может стать причиной дрожания подбородков. Но было поздно – фонтан вновь забил:

– Тетя Тами, мы не рвемся…

– …просто мы практичные и собираемся…

– …он ни за что не женится на нас…

– …он просто дразнит нас…

– …и ты не можешь быть нашей бабушкой…

– …потому что тогда ты была бы и бабушкой нашего Старичины-молодчины…

– …а это нелогично, невозможно и просто смешно…

– …поэтому ты останешься просто нашей тетей Тами.

Их логику я счел дважды энтимематичной[70], если не совершенно путаной, но вынужден был согласиться, потому что не мог представить себе Тамару бабушкой. Поэтому я переменил тему:

– Тамара, дорогая, ты не позволишь мне снять с тебя сандалии? Может, мне их высушить?

Ей не пришлось отвечать:

– Мы должны поторопиться, чтобы успеть вовремя…

– …потому что мама Гамадриада уже закончила лицо и приступила к соскам…

– …поэтому, если мы не поторопимся, нам придется идти на обед совершенно голыми…

– …а в компании так нельзя…

– …и вам обоим лучше тоже поторопиться…

– …иначе Старичина-молодчина обещал скормить наш обед свиньям. Извините!

Я выбрался из бассейна, и Тамара стала вытирать меня полотенцем. Это было необязательно, потому что неподалеку находилась сушилка. Но если Тамара мне что-нибудь предлагает, я отвечаю – да. На это ушло некоторое время: мы прикасались друг к другу и болтали. А есть ли лучший способ провести время?

Обсушившись, я подумал, не воспользоваться ли косметикой – вообще-то я ею не пользуюсь, ограничиваюсь эпиляторами, – но тут одна из близняшек подскочила ко мне с голубой хламидой. Запыхавшись, она выпалила:

– Лазарус предлагает вам это; можете попросить что-нибудь другое, но нет необходимости что-нибудь надевать, потому что ночью жарко, и вообще вы член семьи, потому что вы отец Минервы и один из нас.

Мне показалось, что я сумел подметить определенную закономерность в расположении веснушек.

– Спасибо тебе, Лорелея, я надену хламиду.

Я всегда считал, что в доме, где нравы достаточно свободны, жарким вечером к обеду можно выходить, лишь подвязав салфетку. Но я был почетным гостем и не мог выйти к столу раздетым, в то время когда они будут блюсти формальности.