Достаточно времени для любви, или Жизнь Лазаруса Лонга

– Я умею угадывать будущее. Никому не рассказывайте, но поверьте мне. Старая цыганка заметила мои способности и всему меня научила. Ваш отец вернется. В этой войне он даже не будет ранен. Я знаю.

– Ах, не знаю, можно ли верить вашим словам… Но, пожалуй, мне стало чуточку легче.

– Запомните, так и будет.

Лазарус вежливо распрощался и повесил трубку.

Шахматный клуб… Конечно же, сегодня Дедуля не будет ошиваться в игорном доме. Но поскольку заведение располагается неподалеку, можно зайти, посмотреть, а потом вернуться и дождаться деда у подъезда.

Дедуля был там и сидел за шахматным столиком, но даже не пытался изобразить, что обдумывает шахматную задачу. Он просто хмурился в пустоту.

– Добрый вечер, мистер Джонсон.

Дедуля поднял голову.

– А чего в нем доброго? Садись, Тед.

– Благодарю вас, сэр. – Лазарус опустился в кресло. – Ничего доброго, вы сказали?

– Что? – Старик посмотрел на него так, словно только что увидел. – Тед, как по-твоему, я в хорошей физической форме?

– Безусловно.

– Я способен взять ружье на плечо и прошагать в день двадцать миль?

– По-моему, да. – (Не сомневаюсь в этом, Дедуля.)

– То же самое я сказал умнику на призывном пункте. А он ответил, что я, с его точки зрения, слишком стар! – Казалось, Айра Джонсон готов был заплакать. – Я спросил его, с каких это пор сорок пять лет уже старость. А он велел мне убираться и не задерживать очередь. Я сказал, что один могу вздуть его и еще трех мужиков. И тогда меня выставили. Тед, меня выставили! – И Дедуля закрыл свое лицо ладонями. Потом опустил руки и пробормотал: – А я носил армейскую синюю форму еще до того, как этот наглый выскочка научился ходить на горшок.

– Мне очень жаль, сэр.

– Я сам виноват: взял с собой свидетельство об увольнении… и забыл, что в нем проставлена дата моего рождения. Как по-твоему, Тед, если я выкрашу волосы и поеду в Сент-Луис или Джоплин, меня возьмут? Как ты считаешь?

– Вероятно. – (Я знаю, что у тебя ничего не получилось, Дедуля. Но, по-моему, ты ухитрился попасть во внутренние войска. Но я не могу сказать тебе этого.)

– Я так и сделаю! Но увольнительную оставлю дома.

– Значит, я могу отвезти вас домой? Моя жестянка стоит у клуба.

– Да, думаю, я вернусь домой… на какое-то время.

– А не заглянуть ли нам в «Пасео» и не пропустить по рюмочке?

– Неплохая идея. А это тебя не разорит?

– Вовсе нет.

Лазарус вел машину и помалкивал. Заметив, что старик успокоился, он развернулся, проехал немного на восток от 31-й улицы и остановился.

– Мистер Джонсон, можно я скажу вам кое-что?

– Что? Говори.

– Если вас не возьмут, даже с выкрашенными волосами, советую вам не слишком расстраиваться. Потому что вся эта война – ужасная ошибка.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Только то, что сказал. – (Что я могу ему сказать? Чему он поверит? Я не могу совсем ничего не говорить – это же Дедуля, научивший меня стрельбе и еще тысяче разных вещей. Но чему он поверит?) – Эта война никому не принесет пользы; после нее станет еще хуже.

Дедуля посмотрел на него, сдвинув клочковатые брови.

– Тед, ты что, симпатизируешь Германии?

– Нет.

– Может, ты пацифист? А что – может быть, ведь ты никогда не говорил о войне.

– Нет, я не пацифист. И не симпатизирую Германии. Но если мы выиграем эту войну…

– Ты хочешь сказать, когда мы выиграем эту войну!

– Хорошо: когда мы выиграем эту войну, окажется, что на самом деле мы ее проиграли. Мы потеряем все, за что, как мы думали, боролись.

Мистер Джонсон резко изменил тактику.

– Когда ты идешь в армию?

Лазарус помедлил.

– У меня еще есть парочка неотложных дел.

– Я знал, что вы ответите мне именно так, мистер Бронсон. До свидания.

Дедуля повозился с дверной ручкой, ругнулся и вылез из автомобиля.

– Дедуля! То есть я хотел сказать, мистер Джонсон. Позвольте я все-таки довезу вас домой. Пожалуйста!

Дед покосился на Лазаруса через плечо и проговорил:

– Не на твоей жестянке, трусливый засранец. – И быстро зашагал по улице к ближайшей остановке.

Лазарус подождал, пока мистер Джонсон подымется в трамвай, и поехал следом, не желая признать, что отношения с дедом безнадежно испорчены. Он увидел, как старик вышел из трамвая, и уже собрался догнать его и попытаться заговорить снова.

Но что он скажет? Он понимал чувства Дедули, понятно было, почему он так думает. К тому же Лазарус наговорил столько лишнего, что никакой разговор не поможет. И он медленно поехал вдоль 31-й улицы. На Индиана-авеню остановился, купил у газетчика «Звезду», зашел в аптеку, сел возле фонтанчика с содовой, заказал вишневый фосфат и развернул газету.

Но читать не стал, а просто задумался, уставившись в газетный лист. Продавец содовой вытер мраморный прилавок перед ним и выжидательно замер. Лазарус заказал еще один фосфат. Когда это повторилось еще раз, Лазарус попросил разрешения воспользоваться телефоном.

– «Хоум» или Белла?

– «Хоум».

– За сигарным прилавком. Заплатить можно мне.

– Брайан? Это мистер Бронсон. Могу ли я поговорить с твоей матерью?

– Сейчас посмотрю.

Ему ответил голос деда:

– Мистер Бронсон, я удивлен вашей навязчивостью. Чего вы хотите?

– Мистер Джонсон, я могу поговорить с миссис Смит?..