Достигая уровня смерти

Камера ненадолго перескочила с лица диктора на фигуры полицейских и стало хорошо видно, что люди, успевшие занять огневые позиции неподалёку от здания, занервничали. Одно дело — держать под контролем определённый участок территории, ожидая, когда подвезут «тяжёлую артиллерию» в лице нескольких киборгов.

И совершенно другое — напряжённо всматриваться в огромное пылевое облако, скрывающее парочку сумасшедших НОЙМов, которым совершенно нечего терять. Плюс ко всему, из этого же облака могут появиться обычные гражданские.

А расстрелять в прямом эфире невинных людей — это не просто неприятно, это чревато самыми неприятными последствиями. Если бы репортаж не был санкционирован высшим руководством, то представителей двенадцатого канала уже давно убрали бы с места событий. Но приказ исходил от самых верхов, а это значило: нравится полиции эта ситуация или не нравится — не имеет никакого значения. Журналисты останутся на месте событий до самого конца.

Впрочем, быстрой развязки по всей вероятности никто уже не ждал.

С каждой минутой к месту трагедии подтягивались всё новые и новые силы полиции, но одновременно нарастало и общее напряжение. Чем дольше зажатые в кольце окружения НОЙМы не предпринимали попыток прорыва, тем сильнее нервничали люди, задействованные в этой операции.

Такое прекрасное динамичное начало, такое эффектное продолжение — и что в результате?

Ещё до того как это поняли зрители, режиссёр почувствовал: пройдёт пять, максимум десять минут — и блестящий репортаж превратится в обычную рутину.

Да, они продолжали крутить нарезку из самых ярких и эффектных кадров. Да, четыре телебригады, расположившиеся в разных точках, выжимали максимум возможного из сложившейся ситуации, но всё это было не то.

Художник, раскрашивающий холст чужой кровью, должен постоянно чувствовать убыстряющийся ритм собственного сердца, приток адреналина и вдохновения, иначе в конечном итоге потеряет к действию интерес сам и, что самое страшное, лишится зрителя.

«Давайте! Сделайте же что-нибудь!» — мысленно взмолился режиссёр. Если бы он верил в сверхъестественные силы, то наверняка попросил бы у них сейчас, чтобы эти проклятые НОЙМы не загубили блестяще начатый репортаж.

Однако режиссёр ни во что такое не верил. Поэтому, впившись взглядом в огромную стену с мониторами, он попытался силой своей мысли помноженной на огромное желание заставить преступников пойти на какие-нибудь решительные меры.

«Сделайте же что-нибудь», — в очередной раз повторил он, как заклинание. И его горячий призыв, наконец, пробился сквозь толщу пространства и времени, воплотившись в конкретное действие — великолепный кадр, который и внес свежую струю в его кровавое шоу.

Глава 13

— Чарли, это ты? — мысленно спросил я, различив смутные очертания расплывчатой тени на потолке.

Я по-прежнему лежал в ледяной ванне, прижавшись спиной к обнажённой красавице и дыша через пластиковый шланг.

— Чарли?! Хватит скрываться я вижу твою тень.

— Ты уверен, что хочешь посмотреть на меня? — Голос, прозвучавший в моей голове, совершенно не походил на речь напарника.

Этот жуткий скрипящий шелест мог принадлежать кому угодно, хоть самой смерти.

Но так как я всё ещё был жив, то это наверняка была не она.

Хотя…

Не исключался и такой вариант.

— Ты уверен, что хочешь посмотреть на меня, прежде чем сдохнешь в этой мелкой луже? — ещё раз спросил незнакомец, при этом его и без того негромкий голос понизился до зловещего шипения.

— Если я скажу «нет», ты же всё равно появишься, ведь так?

— Нет.

Демон сомнения никогда не показывает своего истинного лица.

— Тогда для чего мне смотреть на то, что не является твоим истинным лицом? Не проще ли пообщаться просто так?

— Здравая мысль, — легко согласилась тень.

— Да уж, — так же легко согласился я и без всякого перехода продолжил: — А где Чарли?

Меня всё-таки больше интересовал напарник, нежели этот зловеще-карикатурный демон сомнения.

— Там же, где ты оставил его несколько часов назад. В вашей грязной конуре. Вскоре, после того как ты покинул эту обитель нищеты и печали, ему стало совсем плохо. И теперь потерявший сознание бедняга лежит на грязном полу в луже собственной рвоты, даже не подозревая о том, что единственный друг бросил его умирать из-за каких-то дурацких принципов.

— Ты ведь не настоящий демон. Ты просто глюк одурманенного наркотиками сознания.

Несмотря на то, что в моей крови было намешано столько гадости, что с лихвой хватило бы для пары конченых наркоманов, голова оставалась на удивление ясной.

— Я бы даже рискнул предположить, что ты не демон сомнения, а мой инстинкт самосохранения, выползший наружу из тёмных глубин подсознания и пытающийся заставить меня изменить принятое решение, то есть умереть не легко и спокойно, а помучатся подольше.

— Думаешь, я всего лишь галлюцинация?

— Конечно! — Если бы мой рот не был заклеен скотчем я бы наверняка снисходительно улыбнулся. — Такие очевидные вещи даже нет смысла обсуждать.