Достижения Лютера Транта

В странной, душной, затемненной маленькой комнате все пятеро сидели в тишине. На улице часто раздавались шаги, и дважды кто-то проходил через холл. Так они прождали полчаса. Затем тяжелые шаги предупредили их о приближении Мейана. Мгновение спустя входная дверь снова открылась и впустила Еву Силберг, как почувствовал Трант по реакции юноши, ожидающего рядом с ним. Трант запретил ему выходить. Только через несколько минут он включил свет и сделал знак двум незнакомцам, которые пришли с ним. Они немедленно встали и вышли из комнаты.

– Я собираюсь подвергнуть вас обоих очень тяжелому испытанию, – сказал Трант своим клиентам таким тихим тоном, что бы его не было слышно в коридоре, – и это потребует от вас большого самообладания. В течение пяти или, я надеюсь, максимум десяти минут я собираюсь показать вам комнату Мейана, где вы найдете, среди других людей, самого Мейана и мисс Силбер. Я хочу, чтобы вы пообещали, что никто из вас не будет пытаться задавать вопросы или разговаривать с мисс Силбер, пока я не разрешу вам. В противном случае я не могу позволить вам войти туда, но у меня есть свои причины желать, чтобы вы присутствовали.

– Если это необходимо, мистер Трант… – сказал Эдвардс-старший.

Трант посмотрел на юношу и тот кивнул.

– Спасибо, – сказал психолог и вышел, закрыв за собой дверь.

Прошло целых четверть часа, несмотря на обещание Транта вызвать их через десять минут, прежде чем психолог снова открыл дверь и провел их в комнату, которую они уже знали как комнату Мейана.

Длинный стол в центре комнаты был убран, и за ним в ряд сидели трое мужчин. Двое из них были незнакомцами, которые пришли с Трантом, и саквояжи, которые они внесли, вместе с тем, который принес сам Трант, стояли открытыми под столом. Человеком, который сидел между этими двумя, был Мейан. Рядом со столом стояла мисс Силбер.

При виде нее Уинтон Эдвардс сделал один быстрый шаг вперед, прежде чем вспомнил о данном обещании и сдержался. Ева Силбер побледнела как смерть. Теперь она стояла, крепко прижав маленькие ручки к груди, и смотрела в лицо молодого американца, которого любила. Трант закрыл дверь и запер ее.

История русской революции

– Я думаю, мы можем начать прямо сейчас, – сказал он.

Он сразу же склонился над чемоданами с инструментами и достал из них три складных экрана площадью около восемнадцати квадратных дюймов в разложенном виде, которые он поставил на стол – по одному перед каждым из трех мужчин. В нижней части каждого экрана было круглое отверстие, достаточно большое, чтобы в него могла просунуться мужская рука и по команде Транта мужчины сунули в них руки. Снова быстро наклонившись над ящиками с инструментами, Трант достал три сфигмографа.

Он быстро закрепил их на руках трех мужчин и привел в движение вращающиеся барабаны, на которых карандашные кончики прочертили свои волнистые линии на дымчатой бумаге. Его подопытные, руководствуясь своими интересами, смогли понять назначение экранов, которые были разработаны так, чтобы скрыть безжалостно точные записи от всех трех мужчин.

В течение нескольких мгновений Трант позволял приборам работать тихо, пока люди не оправились от нервозности, вызванной началом теста.

– Я попрошу мисс Силбер рассказать вам сейчас, как можно короче, – сказал он после паузы, ровно и уверенно, – обстоятельства связи ее отца с русской революцией, которая привела его к тому состоянию, которое вы видели, и причины, по которым она исчезла, что бы отправиться с этим человеком в Россию.

– В Россию? – вырвалось у Уинтона Эдвардса.

– В Россию, да! – бледные щеки девушки пылали. – Вы видели моего отца, каков он, что они из него сделали, и вы не знали, что он русский? Вы видели его таким, какой он есть! Позвольте мне сказать вам – вам, кто с гордостью носит значок вашей революции, за которую боролись ваши прадеды в течение семи лет, кем был мой отец!

– До моего рождения, это было в 1887 году, мой отец был студентом в Москве. Он уже женился на моей матери за год до этого. Царь, обнаружив, что даже те учения, которые ему советовали разрешить, делают людей опасными, закрыл университеты. Отец и его сокурсники протестовали. Они были заключены в тюрьму; и они держали моего отца, который возглавлял протест, так долго, что мне было три года, прежде чем он снова увидел свой дом!

– Но страдания и тюрьма не смогли его напугать! В Цюрихе, прежде чем отправиться в Москву, он прошел обучение на врача. И, видя, насколько бессильным был протест студентов, он решил пойти к людям. Так он стал медиком-проповедником для самых бедных, самых угнетенных, самых несчастных и куда бы его ни призывали нести лекарство от болезней, он также нес слово надежды, мужества, протеста, призыв к свободе!