Достижения Лютера Транта

– Я полагаю, вы сейчас думаете, мистер Уэлтер, – ответил Трант на его свирепый взгляд, – что такие доказательства, подобные этому, непосредственно против вас, не могут быть приняты в суде. Я в этом не уверен. Но, по крайней мере, завтра утром это может появиться в газетах, подтвержденное подписями ученых, которые были свидетелями теста. К этому времени результаты вашего теста были сфотографированы, и копии с фотографий хранятся в безопасных местах, чтобы быть извлеченными вместе с оригиналом в тот день, когда правительство возбудит против вас уголовное дело. Если бы они были у меня здесь, я бы показал вам, насколько полным, насколько беспощадным является доказательство того, что вы знали, что делается. Я хотел бы показать вам, как в точке, отмеченной 1 на записи, ваш пульс и дыхание участились от тревоги от моей фразы, как в точке, отмеченной 2, ваши беспокойство и страх усилились, и как в точке 3, когда пружина, с помощью которой был осуществлен этот обман, была перед вашими глазами, вы выдали себя несомненно, безошибочно. Как объем крови в вашем втором пальце внезапно уменьшился, когда ее ток вернулся к вашему сердцу, как ваш пульс трепетал от ужаса, как, хотя внешне вы не показали, у вас перехватило дыхание, и ваши работающие легкие боролись со страхом, что ваши незаконные действия были обнаружены, и вы будете наказаны и заклеймены. Как я надеюсь, вы теперь будете заклеймены, мистер Уэлтер, когда доказательства по этому делу и показания тех, кто был свидетелем моего теста, будут представлены присяжным – настоящий и коварный вор!

– …ты! – три слова сорвались с надутых губ Уэлтера. Он вытянул руку, чтобы оттолкнуть таможенника, стоявшего между ним и дверью. Дики начал сопротивляться.

– Пусть идет, если хочет! – Трант окликнул офицера. – Он не может ни убежать, ни спрятаться. Его капиталы держат его под залогом!

Офицер отступил в сторону, и Уэлтер, не сказав больше ни слова, вышел в коридор. Но когда его лица Трант уже не видел, висячие мешки под глазами стали свинцово-серыми, его толстые губы широко раскрылись, походка стала шаркающей – его маска упала!

– Кроме того, я думаю, нам нужны все люди, которые у нас есть, – сказал Трант, поворачиваясь к заключенным, – чтобы доставить их в безопасное место. Мисс Роуэн, – он повернулся и протянул руку, чтобы поддержать перепуганную и плачущую девушку, – я предупреждал вас, что вам, вероятно, лучше не приходить сюда сегодня вечером. Но поскольку вы пришли и испытали боль из-за дурных поступков вашего отчима, я рад, что могу дать вам дополнительную уверенность, помимо того факта, который вы слышали, что ваш жених не был убит, а просто помещен на борт "Елизаветинской эпохи", что он цел и невредим, за исключением нескольких синяков, и, более того, мы ожидаем его здесь с минуты на минуту. Полиция везет его из Бостона на поезде, который прибывает ровно в десять.

Он подошел к окну и мгновение наблюдал, как Дики и Рентленд, вызвав по телефону патруль, ждали его со своими заключенными. Прежде чем появился патрульный фургон, он увидел покачивающиеся фонари накренившегося такси, которое завернуло за угол в квартале от него. Когда машина остановилась у входа, из нее выскочил полицейский в штатском и помог последовать за собой молодому человеку, закутанному в пальто, с одной рукой на перевязи, бледному, с забинтованной головой. Девушка вскрикнула и выскочила за дверь. На мгновение психолог застыл, наблюдая за встречей влюбленных. Затем он повернулся к угрюмым заключенным.

– Но это уже некоторый прогресс, не так ли, Рентленд, – спросил он, – не наказывать лишь таких бедняг, но, наконец, поймать человека, который зарабатывает миллионы и платит им гроши – человека, стоящего выше?

КАМЕНЬ ЧАЛЧИХУИТЛЬ

Топ-топ-топ-топ-топ! В течение трех ночей и двух дней шаги эхом отдавались в большом доме почти непрерывно.

Седовласая женщина, опираясь на трость, снова остановилась в верхнем холле, чтобы прислушаться к ним, импульсивно, в десятый раз за это утро, направилась к двери своего сына, но, еще раз осознав свою полную неспособность дать совет или утешить, она вытерла слезящиеся веки и захромав с болью вернулась в свою комнату. Пожилая негритянка, вновь проходя мимо двери, судорожно стиснула свои костлявые руки и жалобно зарыдала, она была няней с самого детства этого человека, чьи шаги часами отдавались эхом, когда он в своем горе мерил шагами спальню, библиотеку, холл, музей, кабинет… чаще всего маленький кабинет, приводя в смятение ее дух.

Топ-топ-топ-топ!

Она быстро спустилась по лестнице в большую, роскошную утреннюю комнату этажом ниже, где темноглазая девушка скорчилась на кушетке, прислушиваясь к его шагам, звучавшими над головой, и слушала так странно, без признаков горя как у матери или даже няни-негритянки, что она казалась скорее изучает собственное отсутствие чувства недоумения и сомнения.

Топ-топ-топ-топ!

– Разве вам не жаль его, мисс Айрис? – сказала негритянка.