– Моя мать, у которой проблемы с бедром, и она не может подняться или спуститься без посторонней помощи, моя подопечная Айрис Пирс, которая ушла в свою комнату вздремнуть и так крепко спала на своей кровати, что, когда за ней пришли двадцать минут спустя, ее с трудом разбудили, моя старая няня, Улейм, которую вы, должно быть, видели, прошла здесь минуту назад, и кухарка, которая была в задней части дома. Садовник, который был единственным человеком, кроме нее, в этом доме, был занят в оранжерее, но примерно без четверти три отправился сметать последствия легкого снегопада с дорожек. Пятнадцать минут спустя моя мать в своей спальне в северном крыле услышала звонок в дверь, но никто не подошел к двери.
– Почему?
– Кроме моей матери, которая была беспомощна, и Айрис, которая была в своей комнате, в доме, как я только что сказал, были только повар и Улейм, и каждый из них, ожидая, что другой ответит, ждал второго звонка. Несомненно, что ни один из них не подошел к двери.
– Значит, звонок больше не звонил?
– Нет, он звонил только один раз. И все же почти сразу после звонка женщина была в доме, потому что моя мать отчетливо слышала ее голос и…
– Минутку, пожалуйста! – остановил его Трант. – В случае, если человек не был впущен через входную дверь, которая, я полагаю, была заперта, была ли какая-либо другая возможность войти?
– Был один. Дверь была заперта, но накануне задвижка одного из французских окон, выходящих на веранду, была погнута так, что запиралась ненадежно. Женщина могла легко войти этим путем.
– Но факт дефекта не был очевиден снаружи – он был бы известен только тому, кто знаком с помещением?
– Да.
– Теперь про голос, который слышала ваша мать, – это был необычный голос?
– Да, очень пронзительный, взволнованный голос ребенка или женщины, она не могла точно сказать, кого именно, но совершенно незнакомый ей.
– Пронзительный и взволнованный, как будто спорит с кем-то еще?
– Нет, она, казалось, скорее разговаривала сама с собой. К тому же другого голоса не было.
– Но, несмотря на его взволнованный характер, ваша мать могла быть уверена, что это был голос незнакомки? – Трант настаивал на большей точности.
– Да. Моя мать так долго была заперта в своей комнате, что ее способность определять личность человека по звуку голоса или шагов была чрезвычайно развита. Не могло быть лучшего доказательства, чем ее, что это был странный голос и что он звучал в южном крыле. Сначала она подумала, что это голос испуганного ребенка. Два или три громких крика были изданы одним и тем же голосом и повторялись с интервалами в течение всего последующего. Послышался звук удара или стука, который, как я полагаю, был вызван открыванием двери кабинета. Затем, после короткого перерыва, послышался звук бьющегося стекла, а в конце еще одного короткого перерыва – запах гари.
– Крики продолжались?
– Через определенные промежутки времени, как я уже сказал. Моя мать, когда до нее впервые донеслись крики, доковыляла до электрического звонка, который ведет из ее комнаты в помещение для прислуги, и взволнованно позвонила. Но прошло несколько минут, прежде чем ее звонок заставил повара подняться по задней лестнице.
– Но крики все еще продолжались?
– Да. Затем в верхнем зале к ним присоединилась Улейм.
– Они все еще слышали крики?
– Да, три женщины застыли на верхней площадке лестницы, слушая их. Затем Улейм подбежала к заднему окну и позвала садовника, который почти закончил подметать задние дорожки, а кухарка, пересекая холл на второй этаж южного крыла, разбудила Айрис, которая, как я уже сказал, так крепко спала, что ее с трудом разбудили. У нас с мамой комнаты в северном крыле, у Айрис и Улейм – в южном. Айрис ничего не слышала о беспорядках и была поражена их рассказом об этом. К ним присоединился садовник, и все четверо, кто был в состоянии, вместе спустились на первый этаж. Кухарка немедленно подбежала к входной двери, которая, как она обнаружила, оставалась закрытой и запертой на пружинный замок. Остальные прошли прямо в южное крыло, куда она сразу же последовала за ними. Они обнаружили, что кабинет наполнился едким дымом, а дверь кабинета заперта. Они все еще могли слышать через закрытую дверь шаги и движения женщины в кабинете.
– Но больше никаких криков? – спросил Трант.