Достоевские дни

Сели за стол, сделали радость друг другу, выпили чаю, по глотку, по Дуряну, по Лермонтову. Окунулись в безбожие, веру, философию, Смита, Гегеля, в первом пункте пробыли долго, постигли одно: бог – это Земля, отсутствие его – всё остальное, или так: бог – звезда, чёрная дыра – дьявол, и она поглощает людей – планеты – и звёзды – богов. Но всё может поменяться в считанные секунды, наполненные динамитом, так как время может взрываться, если начинить его своей мыслью, словом, умом. Надя вытерла со стола, примостилась рядом с ФМ, стала смотреть в сторону, будто курить, но нисколько, ничуть. Фёдор достал телефон, начал читать вслух «Надю» Бретона. За этим занятием прошло десять минут, даже больше: он бы озвучивал книгу дальше, но поступил звонок. Обозначился завлит Белого театра, пригласил на обсуждение его текста, возникли вопросы.

– Да, через час приеду.

– Хорошо, буду ждать.

Он подумал о том, что будут неприятные моменты, но отмахнулся от них. Не стал мыслить такое. Просто закурил и съел конфету, мятную, с холодком. Освежил свою суть, горло, душу, нутро. Вобрал в себя историю далеких стран, Эфиопии, Судана и Сомали. Надежда ушла, он выпил сока и поехал в театр. Прошёл охранника, предъявив паспорт, равный роману «Игрок», поднялся наверх и поздоровался с завлитом, женщиной, источающей яблоню, грушу и персик. Они сели за стол. Завлит начала листать его произведение на компьютере.

– Хороший текст, – сказала она, – но вот вы пишете, что ночь – это дьявол, день – это бог. Разве это так? Мир создал бог, и день и ночь – его суть.

– Ну, я пришёл к такому пониманию бытия. Но если ночь тоже бог, то дьявол – это тень, отбрасываемая богом.

– Страшные вещи вы говорите, боюсь, вас не поймут.

– Ну, пускай сделают усилие.

– Не пойдёт. Такие вещи можно еще в книге печатать, чтобы было время подумать. В театре времени нет.

– Театр – мозг: зрители – мысли, мышление, а актёры, сцена – то, что он говорит. Голова это.

– Мужская или женская?

– От театра зависит. И от пьесы, конечно.

– Интересная мысль. Значит, театр – голова человека, и бывает так, что пьеса не нравится, не принимается вовсе. Такой вот внутри человека раздрай. Ему противно от себя самого. Он требует у самого себя деньги назад. Он советует знакомым не ходить на этот показ. Он отрицает себя самого. Но мы отвлеклись. Ваш текст слишком авангарден, ему нужно подождать. Полежать на полке, в столе.

– Но мне нужны деньги.

– Всем они необходимы, попробуйте пока себя в другой сфере, есть журналистика, тексты на заказ, песни-стихи.

– Не могу.

– Ну тогда голодайте, – улыбнулась она.

– Хорошо.

Он вышел на улицу, убил взглядом старуху, переходящую дорогу, был уничтожен её взором в ответ, потому постоял на дороге, дождался, пока скорая увезла оба трупа, дал показания полицейским относительно убийства себя и пожилой женщины, поставил подпись, прошёл в сквер Енгибарова и начал там усиленно и тяжело отдыхать, потеть и трудиться, сидя на лавке расслабленно и легко. Познакомился с девушкой, представившись великим писателем и вызвав её смех, попил с нею пива, учинил разгром в её голове, прочитав ей рассказ, написанный им давно. Сводил её в кафе, угостил чахохбили, сациви, вином. Узнал её имя: Рай. Понял, что после смерти может попасть в неё, умершую ещё раньше или ещё живую, посмотрел на её живот, думая, поместится он в нём или нет. Она поняла и сказала:

– Не волнуйся, в моей утробе поместилось почти всё человечество, оно там, во мне. Живёт, поёт, говорит. И пишет стихи. Ты читал поэзию, созданную мертвецом?

– Ты про Блейка?

– Ну да.

Тут позвонила Надежда, начала ругаться, понимая, что он не один, пригласила его на лавочку перед его домом, где она сидит уже час. Фёдор засуетился, попрощался с девчонкой и поехал к себе. Обнял Надю при встрече, поцеловал её, похвалил её калоши, в которых она почему-то была. Они потёрлись носами, после чего он обхватил губами её дыхательный орган и втянул его в рот. «Бутылка с алкоголем – плафон с лампочкой, дающий в голове людей свет. Но есть ещё солнце». Он объяснил ситуацию с завлитом.

– Надо бороться, – сказала Надежда.

– Что предлагаешь?

– У тебя рассказы и романы идеальны для постановки, просто нужно понять их.

– Предлагаешь подождать?

– Я напишу в Поэтический театр, посмотрю, что получится.

– Хорошо.

– И ещё: Рыжий покончил с собой не потому, что дошёл до предела, до крайности. Он сунул голову в петлю, в ноль, а за ним следовала антивселенная со знаком минус. Туда он и испугался нырнуть. В вечную зиму – борьбу. В холод. И выбрал смерть.

Они зашли к нему, сели за комп, отредактировали его текст и отправили в Поэтический театр. Надежда написала письмо, объяснила значимость Фёдора: как могла, так и сделала. Выпили с нею чай. Полили цветок, который рос у него на столе. Пожарили яичницу, хоть и не хотели. После неё сварили пару картофелин. Съели их с маслом, хлебом и луком. Запили какао. Надежда засмущалась, прошлась по комнате, достала бумагу, карандаш, усадила Фёдора за стол, села рядом и покраснела. Он написал: