Достоевский и Апокалипсис

Между рождением Баха и смертью Бетховена (посередине – Гайдн, Гендель, Моцарт) – всего 142 года. Кант, Гегель, Шеллинг, Шопенгауэр – 136… Какие странные чудесные плодоносные взрывы! Какое гениальное состязание, соревнование гениев… Случайность? Не может быть. Их не было бы друг без друга, но как быть с первыми, с самыми первыми?

Образ: Леонардо – Микеланджело работают рядом, на разных стенах, для одного собора.

Но ведь то же самое и для названных композиторов, философов, писателей.

Да ведь, в сущности, для всех гениев не было ни времени, ни пространства (расстояния). Все они были современниками и сопространственниками, земляками, землянами.

Зорю бьют… из рук моих
Ветхий Данте выпадает,
На устах начатый стих
Недочитанный затих.
Дух далече улетает…

Все они расписывали рядом стены одного храма.

Больше всего боюсь одного: не останется ли от всей России только то литературное наше созвездие, ну еще два-три – музыка, поэзия, философия Серебряного века, да еще Булгаков, Платонов, Солженицын… Больше всего боюсь и почему-то острее всего предчувствую это. Неужели вся история России сведется к этим именам и будет кто-то ездить в нее лишь для поклонения «родным могилам».

Гений – реализованный, воплощенный идеал нации. Гений нации – «путеводная звезда» ее. Точнее всех эту мысль, это чувство выразил Гоголь: Пушкин – это, может быть, русский человек через 200 лет… Пушкин родился в 1799-м, через четыре года будет 200 лет. Где они, Пушкины?..

Не только, выходит, классики марксизма-ленинизма ошибались насчет сроков…

Достоевский – Чернышевский

Чернышевский на Достоевском все-таки не споткнулся (полупрезрительно, пренебрежительно принял во внимание), а Достоевский на Чернышевском все-таки споткнулся.

В чем дело? Более глубокий человек. Интереснее относится к менее глубокому. И наоборот.

«Крокодил». Достоевский намертво, начисто отрицал, что имел в виду Чернышевского. Как же я своего брата, каторжного… Говорил это искренне, с напором.[174]

Ужасно, но я не верю. Доказательства. Жена… Мне в брюхе-то критиковать вас легче… Это из самого «Крокодила», а плюс еще оценочки в «Записных книжках» (теперь-то они известны).

Ну, одно из двух: либо, ничего не зная о Чернышевском, попал в десятку, либо все знал и не заметил, что попал. Стало быть, еще третье есть: знал и попал. Пародия вышла гениальной – по форме, по существу; по злобе – кислотно-щелочной. Да ведь, в самом деле, – нечестно.

А какие пародии выдавал на Белинского. И прямо: «Мерзкая букашка», «Слабоумным старичком, приживальщиком, гувернером был бы сейчас у какой-нибудь барыньки прогрессивной».[175]

В Кармазинове – Тургенев? Тоже ведь отрицал. И как хитро придумал: Тургенев – гигант двухметровый, а Кармазинов у него – коротышка… «Я – не я».

«Всю жизнь за черту переходил». «Натура моя подлая и чересчур страстная». «И знаешь, что не прав, а настаиваешь».

И ведь в 1873 году, когда оправдывался (что я – Фаддей Булгарин, что ли?), ведь действительно ни на секунду не сомневаешься вначале, что вполне искренен и даже «кощуном» (от «кощунство») себя считаешь, заподозрив его в нечестности. Но факты, факты!.. А может, и вправду искренен, забыл – вот вам еще одно подтверждение: плохая память – чистая совесть, и наоборот.

Чернышевский. «Что делать?» Мало кто помнит, особенно сейчас, когда на Чернышевском любят жирно поставить крест, что Рахметов, роясь в книгах и отбрасывая с пренебрежениям большинство из них, вдруг говорит: «А, вот это хорошо, что попалась…» Попалось вот что: «Замечания о пророчествах Даниила и Апокалипсиса Св. Иоанна» Ньютона.

Лет тридцать назад я впервые обратил на это внимание. Мой соавтор тогда, Женя Плимак, не понял, пренебрег – я буквально заставил его найти этот том (Ньютона).

И уж конечно, это прошло мимо внимания В.И. Ульянова, которого, по его собственному признанию, Чернышевский «всего перепахал».

Некролог о Писареве

Никто так не насокрушал, никто так не набедокурил. Долго не мог я понять – почему так люблю его? Да потому что, проживи он даже чуть-чуть больше (а если бы десять – двадцать лет), то какие уроки беспощадные извлек бы он из себя, какие прозрения вперед бросил бы… Не надо его проклинать (Ахматова…). Надо о нем – сострадать. Надо набраться его нерастраченных сил. Его смерть, ранняя, – тоже одна из бед России.

Достоевский это понимал. Или по крайней мере предчувствовал. Ну представьте себе, что Достоевского, «петрашевцев»(!) расстреляли бы все-таки, тогда, 22 декабря 1849 года… Но ведь, быть может, такое случилось с Писаревым. Какие перевороты, какие самоперевороты при такой-то беспощадности к самому себе, при такой-то жестокой совести, – о Господи, что бы из него вышло.

Достоевского можно не понять тупо. Но Достоевского можно не понять гениально. В этом весь Писарев. А если бы он еще его и понял, Достоевского, то…