Читаем Достоевский и предшественники. Подлинное и мнимое в пространстве культуры полностью

Историки кино уже писали о сходстве личности Мозжухина с романным Ставрогиным6. Протазанов, видимо, сознавая это, «выбрал для экранизации из содержания романа только то, что непосредственно относилось к судьбе Ставрогина, стремясь создать на экране “киноиллюстрацию” этой судьбы. Разумеется, образ Николая Ставрогина много терял от того, что его развитие было показано как бы вне общей системы образов романа, что остальные герои даны были в фильме эскизно, лишь в своих отношениях со Ставрогиным. Однако именно благодаря этому фильм не стал схематическим пересказом сюжета романа. Потеряв в подробностях изображение среды, породившей Ставрогина, создатели фильма Протазанов и Мозжухин выиграли в другом: в относительной полноте изображения душевной жизни героя»7.

Судя по акцентам картины, по вектору, который был выбран для киновоплощения самого загадочного персонажа Достоевского, Протазанов вполне мог бы решиться на биографическую картину об авторе «Бесов». Ведь уже случился первый кинематографический опыт – пятиминутная немая картина В.М. Гончарова о Пушкине (1910), о которой шли громкие споры в печати: первая в истории российского немого кинематографа попытка воплощения жизни Пушкина на экране не могла не привлечь внимания зрителей и критики. Хотя почти все рецензии были отрицательные: Гончарова упрекали в том, что он сознательно извратил биографию поэта, разрушил образ свободолюбивого человека и создал миф, в котором Пушкин – покорный и верный слуга режиму Николая I, важна была сама дискуссия о принципах создания биографических фильмов о русских писателях.

Прикасаясь к великим именам…

Но Протазанов, еще за три года до «Николая Ставрогина», успел снять громкую, весьма скандальную короткометражку в жанре биографической драмы «Уход великого старца» (1912) – о Л.Н. Толстом, создавшем своим «уходом» исключительный информационный повод. Протазанов пошел по пути, который избрали первопроходцы-документалисты: только прикасаясь к великим именам русских писателей, можно было сделать себе имя. Работа Протазанова была уникальна по многим критериям. Впервые осуществлялась попытка осмыслить личную трагедию великого русского писателя, которая была свежей травмой, даже раной и российского общества, и русского читателя, и семьи автора «Войны и мира». Впервые был опробован жанр биографической драмы, отнесенной к личности огромной национальной, если не сказать мировой, величины. Впервые биографическая драма недавно ушедшего (всего два года назад!) писателя рассматривалась в присутствии, «на глазах», его вдовы, сыновей и дочерей, соратников-толстовцев. Впервые в картине артисты играли таких исторических персонажей, которые были живы и находились в полном здравии, то есть могли высказать суждения по поводу концепции картины, ее содержания, сюжетных ходов и трактовки образов8.

«Не ищите в этой ленте никаких модных теперь трюков, – писал «Сине-Фоно», – ни бьющего на нервы сюжета. Здесь сама простота как в сюжете, так и в действии, но самая простота того, что происходит на экране, уже есть мировая трагедия и вызывает в зрителе тихие, но горячие слезы, заполняет душу чем-то теплым, но вместе с тем кротким, ясным…»9.

Неизвестно, консультировались ли режиссеры с кем-либо из семьи или ближнего круга Л.Н. Толстого, с его будущими биографами, а также с кем-либо из участников драмы – с С.А. Толстой, А.Л. Толстой, ВТ. Чертковым. А ведь именно эти трое (и еще его яснополянский доктор, простые мужики и бабы) окружали Л.Н. Толстого незадолго до его ухода из дома. Было очевидно, однако, что в картине преобладала одна точка зрения на события – «чертковская».

Фильм произвел сильное впечатление и оказался первым «полочным» фильмом в истории русского кино: семья Толстого запретила картину для публичных просмотров на всей территории Российской империи. Хроника последних дней жизни писателя, снятая в формате как бы документального кино, наделала много шума в прессе. Запрет семьи был более чем понятен: главной виновницей семейной трагедии выставлялась, причем в самой резкой и нелицеприятной форме, вдова писателя, Софья Андреевна Толстая. Фильм обвинял хозяйку Ясной Поляны в жестоком обращении со своими крестьянами, в чрезмерной жадности, алчности и корысти. По фильму, это она и только она, жена великого писателя, довела своего мужа до трагического исхода.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное