Читаем Достоевский и предшественники. Подлинное и мнимое в пространстве культуры полностью

«Достоевский» начинался кратким предисловием «От авторов» с декларацией нового подхода к писателю, которого давно не изучают в школе, чьи произведения не звучат по радио, чьи книги не переиздаются и не продаются в книжных магазинах.

С экрана звучал закадровый голос (имя артиста в титрах не указано): «Советский народ отмечает 75-летие со дня смерти Федора Михайловича Достоевского. В его лице мы чтим великого русского писателя, сказавшего суровую правду о жизни людей в собственническом обществе. По призыву Всемирного совета мира память Достоевского отмечают во всех странах земного шара – все те, кто стоит за мир и культуру. В творчестве Достоевского – сложном, внутренне противоречивом, нашли отражение и реакционные тенденции – проповедь смирения и покорности. Мы высоко ценим лучшее в его произведениях – осуждение социального гнета и неравенства, критику капиталистических нравов и порядков, нам дорога горячая любовь писателя к простым людям, страдающим и обездоленным».

Каждый политически грамотный зритель должен быть усвоить: отныне советская культура вместе с культурой всего земного шара намерена чтить память Достоевского. Иными словами, при помощи ссылки на Всемирный совет мира (который был проводником советской внешней политики) Достоевского возвращали в советское культурное пространство. Мировая слава Достоевского в эпоху реабилитаций стала весить больше, чем «вина» автора «Бесов» перед советской властью.

«Возвращение», однако, оказалось крайне робким и осторожным. Девять минут, которые отдавались на детство и юность писателя (первая часть картины), представляли собой пунктир с лакунами и пробелами. Мариинская больница для бедных, где служил лекарем отец Достоевского, дом, где родился Федор Михайлович, портреты его отца и матери, фотографии скромной квартиры, где жила семья и где прошло детство писателя, круг чтения, инженерное училище, помещавшееся в Михайловском замке Петербурга, куда поступил Достоевский, обложка журнала «Репертуар и Пантеон» (1844), где было опубликовано его первое сочинение – перевод романа О. Бальзака «Евгения Гранде». Вся информация за 23 года жизни Достоевского была скороговоркой уложена в четыре экранные минуты.

А дальше – сюжет о Белинском, властителе дум передовой молодежи, который повлиял на творчество Достоевского, так что первый роман молодого писателя «Бедные люди», пробуждавший не только симпатии к простым людям, но и внушавший негодование к их обидчикам, стал знаменем гоголевского направления в литературе – критического реализма. Писатель примыкает к кружку Белинского, чьим знакомством гордится всю жизнь, и знакомится с известным деятелем русского освободительного движения Петрашевским. На одном из заседаний противоправительственного кружка петрашевцев Достоевский читает письмо Белинского к Гоголю, распространявшееся нелегально. Весь эпизод – от знакомства с Петрашевским до разгрома его кружка – занимает 30 секунд.

Очевидно: историю молодости Достоевского фильм показал не просто в большом сокращении, он показал ее в большом искажении. Ибо авторы сократили не вписывающийся в их концепцию печальный факт – тяжелую ссору Достоевского с кружком Белинского и с самим властителем дум передовой молодежи. Все, что писал Достоевский после «Бедных людей», подверглось не просто критике кружка Белинского, но изощренным насмешкам, травле и издевательствам; собратья по перу обвиняли писателя в измене гоголевскому направлению, в чудовищном самолюбии, в зависти к Гоголю, которому он «должен в ножки кланяться». Его новые сочинения называли мерзостью и страшной ерундой; все в них находили фальшивым, натянутым, ходульным, убогим.

Таким образом, знакомство Достоевского с кружком Петрашевского случилось не под влиянием кружка Белинского, а из-за того, что Достоевского исторгли из кружка Белинского. К Петрашевскому Достоевский придет тогда, когда его тяжба с журнальной критикой и со всей литературой достигла кульминации. А главное: территория «пятниц» у Петрашевского была свободна от недругов – никто из кружка Белинского на «пятницах» никогда не бывал; а если на улицах столицы Достоевский замечал бывших товарищей, он переходил на другую сторону. Прямая линия, ведущая сюжет картины от дружбы Достоевского с Белинским и его кружком в общество Петрашевского, а затем к разгрому общества, аресту участников и помещению их в «один из самых мрачных застенков царизма» Петропавловскую крепость, есть линия фальшивая, показывающая судьбу молодого Достоевского в ложном свете.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное