Читаем Достоевский и предшественники. Подлинное и мнимое в пространстве культуры полностью

И снова Вицин в роли Гоголя – в картине, о которой уже говорилось в связи с Пушкиным, – «Композитор Глинка» (1952). Сцена крохотная, но важная: в кружке Глинки обсуждается вопрос, можно ли создать оперу на русской почве. Есть скептики. Но вот слово взял Гоголь: «Какую оперу можно составить из наших национальных мотивов? Покажите мне народ, у которого бы больше было песен? Наша Украина звенит песнями, по Волге, от верховья до моря, наливаются бурлацкие песни. Под песни рубятся из сосновых бревен избы по всей Руси. Под песни мечутся из рук в руки кирпичи и как грибы вырастают города. У нас есть из чего составить оперу!»

Гоголь – патриот, русофил, держится скромно, говорит вдохновенно; понятно, что он за создание русской оперы. Но – не больше. Минутный эпизод. Но почему-то картина числится в ряду гоголевских, биографических. По логике кинословарей, даже минутное появление исторического персонажа на экране позволяет числить картину по ведомству байопиков.

В 1976 году киножурнал «Ералаш» показал остроумный трехминутный сюжет «Чудное мгновенье» (режиссер В. Алеников)14. Он стоит того, чтобы быть процитированным целиком.


«Бабушка (обращается к внуку Пете, убегающему на хоккей): А картошку кто за тебя чистить будет?

Петя: Пушкин.

Бабушка: Может, хоть посуду помоешь?

Петя: Посуду Гоголь помоет. Николай Васильевич. А Лев Толстой пропылесосит. Граф. А ты пока в магазин сходи. Мне чехлы для коньков нужны.

Петя возвращается домой и видит дивную картину: Пушкин чистит картошку, Гоголь моет посуду.

Гоголь: Давно хотел поблагодарить вас, Александр Сергеевич, за подсказанные вами сюжеты «Ревизора» и «Мертвых душ».

Пушкин: Не стоит благодарности. Какие, право, пустяки!

Гоголь: Должен вам заметить, что сегодняшняя ваша идея про мытье посуды с помощью «Гигиены» не менее гениальна.

Лев Толстой, босой, пылесосит. Петя щиплет себя за щеку, не веря своим глазам. Лев Толстой вместе с Пушкиным и Гоголем передвигают бабушку, сидящую в инвалидном кресле.

Петя: А ты почему не в магазине?

Бабушка: А в магазин побежал Лермонтов, Михаил Юрьевич.

Лев Толстой: Все смешалось в доме твоем, Петруша.

Петя падает как подкошенный».


Остроумное разыгрывание на тему буквального прочтения идиомы «Пушкин сделает», распространенное на Гоголя, Лермонтова и Льва Толстого, с включением рекламы моющего средства, конечно, не претендует на статус историко-биографической картины. Для шуточного сюжета используются самые расхожие, уличные представления о писателях, в частности фольклор о босом Толстом («Жил-был великий писатель / Лев Николаич Толстой, / Мяса и рыбы не кушал, / Ходил по именью босой»15), о Пушкине, напевающем романс на музыку Михаила Глинки, о Гоголе с привычным Г. Вициным, отсылающим зрителя к другим его «Гоголям».

«Разные» Гоголи появлялись на советском экране и прежде – в легендарной музыкальной комедии Г. Александрова «Весна» (1947), и тоже на одну минуту. «Только в киностудии можно увидеть сразу двух Гоголей, да и то ненастоящих», – говорит режиссер будущей картины об ученых Аркадий Громов (Николай Черкасов) про двух артистов, загримированных Гоголями, и спорящих, как правильно читать гоголевские строки и где ставить ударение в слове побасенки или побасёнки: «Побасенки!.. – советует читать режиссер, – а вон протекли веки, города и народы снеслись и исчезли с лица земли, как дым унеслось все, что было, – а побасенки живут и повторяются поныне, и внемлют им мудрые цари, глубокие правители, прекрасный старец и полный благородного стремления юноша…»16.

Снова показаны Гоголи мелькающие, фоновые, вызванные на съемочную площадку, чтобы оттенить талант режиссера, который может выразительно, с листа, без репетиций, прочитать сложный, в сущности, поэтический текст, почти стихотворение в прозе. Рядовые Гоголи-артисты так не умеют… И это правда.

Вообще, складывается впечатление, что российскому кинематографу Гоголь полюбился как персонаж бытовой смеховой культуры – с ним можно разыгрывать сценки из повседневной жизни, приспосабливать к учебной дидактике, к школьной морали. Киножурнал «Ералаш», помня опыт 1976 года, снял еще один сюжет с великим классиком, под названием «Гоголь-моголь»17: на заставке – стакан с этим питьем: можно пить через соломинку.

Подросткам-семиклассникам (два мальчика и одна девочка) задано сочинение по русской литературе «Образ Чичикова», но писать крайне неохота. Зато они умеют вызывать духов путем верчения тарелочки.

«Вызываю дух Гоголя! Дух Гоголя, появись! Гоголь-Гоголь, появись!»

– Апчхи, – чихает дух Гоголя (Александр Лыков), появившись из воздуха. – Как вы мне надоели! Позавчера из 7 «б» вызвали, вчера из 7 «а», сегодня вы… Ну, сколько можно! Сочинение задали написать? Ну, если напишу, отстанете? Чуден Днепр при тихой погоде, – произносит дух Гоголя с интонацией, будто неприлично выругался.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное