Читаем Достоевский. Литературные прогулки по Невскому проспекту. От Зимнего дворца до Знаменской площади полностью

Кстати, процитировав строки из известной эпиграммы Пушкина «на зоила», так и хочется вслед за ними вспомнить пушкинский же язвительный антибулгаринский «Post scriptum» к «Моей родословной», начинающийся словами: «Решил Фиглярин, сидя дома…» Но, пожалуй, это будет здесь излишним: ведь в 1830 г., когда поэтом написаны упомянутые строки, Булгарин еще не поселился в доме Меняева, а жил над кондитерской Вольфа и Беранже в доме Котомина, № 18, который мы уже давно оставили позади.

Сибирский товарищ Достоевского

Гораздо важнее для нашего разговора, что в конце 1850-х гг., когда Булгарин уже ушел из жизни, в одном из двух домов С. П. Меняева на Невском проспекте квартировал сибирский приятель Достоевского барон Александр Егорович Врангель. Совсем недавно Достоевский, дослужившийся в Семипалатинске до чина прапорщика, вышел в отставку с присвоением очередного чина подпоручика. Летом 1859 г. с женой Марией Дмитриевной и пасынком Павлом Исаевым он вернулся в европейскую Россию. Однако жить в столицах бывшему каторжнику не было разрешено, и писатель временно поселился в Твери, усиленно хлопоча о разрешении переехать на постоянное жительство в Петербург. В это время между ним и бароном Врангелем, с которым они не виделись уже четыре года, возобновилась оживленная переписка.

Не будем специально останавливаться на обстоятельствах знакомства в далеком Семипалатинске 33-летнего ссыльного рядового 7-го Сибирского линейного батальона Достоевского и 21-летнего выпускника Александровского лицея, юриста, областного прокурора Александра Врангеля, рассказывать о той неоценимой помощи, которую новый знакомец оказывал Достоевскому, об их дружбе в продолжение полутора лет, — обо всем этом Врангелем написана целая книга «Воспоминания о Ф. М. Достоевском в Сибири 1854–1856 гг.»[555]. Сосредоточимся на их осенней переписке 1859 г., которая много поспособствовала тому, что писатель в конце этого года смог вернуться в Петербург.

Достоевский приехал в Тверь 18 или 19 августа 1859 г. и остановился «в доме Гальянова близ почтамта»[556]. Через 10 дней к нему из Петербурга приехал брат Михаил, с которым они не виделись без малого десять лет. М. М. Достоевский провел в Твери около недели. Когда он уезжал, младший брат просил его обязательно разыскать в Петербурге барона Врангеля, недавно вернувшегося из кругосветного путешествия. Из Твери Михаил уезжал по делам в Москву, домой возвратился только после 10 сентября. А 16 сентября, в первом письме из Петербурга, сообщал младшему брату: «Врангель просил сообщить тебе, что Икс и Боб теперь в Петербурге и оба (или обе) интригуют против вас. Он хочет писать тебе. Напиши ему. Его адрес: На Невском проспекте за Аничковым мостом, дом Меняева. Он ждет отца из-за границы, и как дождется — хочет съездить к тебе»[557].

22 сентября по указанному адресу — в дом Меняева на Невском[558] — Достоевский отправляет Врангелю первое письмо.

«…Можете себе представить мое нетерпение Вас видеть, хоть два дня, хоть несколько часов, — пишет он старому другу. — Ведь у нас с Вами есть что помянуть. Много есть прекрасных воспоминаний…» Из этих воспоминаний в переписке фигурируют Икс и Боб (в отличие от брата Михаила Достоевский пишет «Икс» как «X»). Икс — это сибирская любовница Врангеля Екатерина Гернгросс, жена горного начальника Алтайских заводов полковника А. Р. Гернгросса, знакомая Достоевскому по Барнаулу. «…Эта женщина, по моему убеждению искреннему, не стоит Вас и любви Вашей, — писал о ней Достоевский Врангелю еще 9 мая 1857 г., — и Вы только напрасно мучаете себя сожалением о ней». Сейчас же он пишет: «Беда, если X. в Петербурге и имеет на Вас влияние…»

Боб — еще один барнаульский знакомый писателя, возможно — также любовник Гернгросс, занявший в ее сердце место Врангеля после отъезда того из Семипалатинска. «Боб переведен сюда (в Петербург. — Б. Т.), но теперь уехал на три месяца в Сибирь», — сообщает Врангель Достоевскому. «Мы с X… сошлись, холодная дружба, по крайней мере с моей стороны, хотя она, кажется, не прочь начать прошедшее…»[559]

Перейти на страницу:

Похожие книги

Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное
Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде
Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде

Сборник исследований, подготовленных на архивных материалах, посвящен описанию истории ряда институций культуры Ленинграда и прежде всего ее завершения в эпоху, традиционно именуемую «великим переломом» от нэпа к сталинизму (конец 1920-х — первая половина 1930-х годов). Это Институт истории искусств (Зубовский), кооперативное издательство «Время», секция переводчиков при Ленинградском отделении Союза писателей, а также журнал «Литературная учеба». Эволюция и конец институций культуры представлены как судьбы отдельных лиц, поколений, социальных групп, как эволюция их речи. Исследовательская оптика, объединяющая представленные в сборнике статьи, настроена на микромасштаб, интерес к фигурам второго и третьего плана, к риторике и прагматике архивных документов, в том числе официальных, к подробной, вплоть до подневной, реконструкции событий.

Валерий Юрьевич Вьюгин , Ксения Андреевна Кумпан , Мария Эммануиловна Маликова , Татьяна Алексеевна Кукушкина

Литературоведение
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.Во второй части вам предлагается обзор книг преследовавшихся по сексуальным и социальным мотивам

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука