Достоевский во Франции. Защита и прославление русского гения, 1942–2021

Можно сказать, используя лексику философа, что Делёз детерриториализировал Идиота как эстетическую фигуру и концептуального персонажа, вытащил его из литературы, превратив в концепт новейшей философии, он обратил литературный образ продуктивным диспозитивом для трансверсального и компаративного анализа и тем самым проблематизировал новые измерения темы. В этом отношении весьма показательными являются ряд междисциплинарных компаративных исследований начала XXI века, в которых архетипическая фигура Идиота, нашедшая воплощение в различных видах искусства, занимает центральное место в качестве фигуры сопротивления.

Важным этапом в изучении истории идиотии в ее различных проявлениях стал международный коллоквиум «Фигуры идиота» организованный в марте 2003 года компаративистами В. Морон и К. де Рибопьер в Национальной студии современных искусств Френуа, собравший представителей различных дисциплинарных областей: историков медицины, литературоведов, психоаналитиков, психиатров[472]. В книге, изданной по материалам коллоквиума, обстоятельно, с привлечением архивов, исторических документов и свидетельств, прослеживается, начиная с античности, генеалогия понятия идиотии в ее позитивной коннотации (идиот как частное лицо, несведущий человек — в противоположность мудрецу в Древней Греции) и негативной, латинской, скорее уничижительной (невежда, лишенный знания глупец, ничего не смыслящий). Отправной точкой для рефлексии авторов сборника становится XIX век, тот момент, когда понятие «идиот» потеряло позитивное значение, связанное с оригинальностью и исключительностью, превратившись в медицинский термин. Но Достоевский, написав свой роман, заложил основания для пересмотра взгляда своей эпохи на идиота: в романе идиот не столько больной, не столько ненормальный, сколько своего рода «психический реагент», вступая в контакт с которым другие люди испытывают свою человечность. Роман русского писателя готовит почву для переворота в европейской культуре: девальвация понятия уступает место ревалоризации, в силу которой идиот становится «воплощением сингулярности и оригинальности — двух характеристик, учреждающих фундаментальные ценности модерности в ХХ веке»[473]

. Авангардные течения ХХ века возрождают культ идиотии, художники-модернисты отождествляют себя с идиотами: речь не о том, чтобы «быть идиотом» в глазах «нормальных», «положительно прекрасных» буржуа, занятых преуспеянием в жизни, а о том, чтобы, «идиотничая», бросить вызов эпохе.

В этом же ключе создавалось многолетнее исследование французского искусствоведа и писателя Ж.‐И. Жуанне «Идиотия. Искусство, жизнь, политика — метод», посвященного идиотии как одной из стратегий современного искусства. Автор утверждает, что решающее искусство прошлого века и идиотизм едины, что понятия «„модерный“ и „идиот“ являются синонимами»[474]. Фигура художника как идиота держится на литературном честном слове, она колеблется между моделью Достоевского и флоберовским дуэтом Бювара и Пекюше. В книге можно найти примеры творческой идиотии, более конкретно связанные с историей искусства (С. Дали).

Универсальная идея «идиота» как фигуры сопротивления вырисовывается в компаративных исследованиях В. Дезульер, посвященных этой теме[475]. Представляя Идиота Достоевского, совмещающего невинность младенца и мудрость Эдипа, как одного из главных героев культуры ХХ века, «века князя Мышкина», исследовательница предлагает некий срез «дара идиотии», который, находя выражение в различных преломлениях образа идиота, от мистических текстов IV века до современного романа и кинематографа, показывает, до какой степени то или иное представление идиотии «фатальным образом сохраняет память о духовности, укорененной в психологии и ментальной географии пространства одновременно национального и … космического»[476]

. Рассматривая князя Мышкина в виде прототипа персонажей Ф. Мориака, Г. Грасса, И. Кальвино, С. Беккета, Т. Китано, У. Фолкнера, Х. Кортасара, В. Шаламова, А. Тарковского, В. Ерофеева и Л. фон Триера, исследовательница задается вопросом: какова социальная функция идиота в ХХ веке? Разумеется, ответы варьируются в зависимости от автора, исторической ситуации, конкретного произведения, но все они сходятся под знаком творения русского писателя, выступающего ниспровергателем основ, разумеется, помимо воли автора. В следующей работе «Метаморфозы идиота», рассуждая в той же логике, она подчеркивает тот факт, что

идиот — это фигура весьма востребованная в художественном творчестве после Второй мировой войны и она воплощает собой фигуру критики знания, знания, которое не могло остановить катастрофу и даже оказалось ее соучастником[477].