Достояние павших

– Прости меня, судья, что решила переговорить с тобой, но этот разговор слишком важен для меня. Может быть, и для всего этого города. Я прошу прощения, потому что знаю, что ты чувствуешь, но ничем не могу тебе помочь. Вот, говорю сейчас с тобой, а мой муж сгорает от ревности, хотя и знает, что я была ему верна и буду верна, пока этот город стоит под солнцем или живы и я, и он, и наши дети, сколько бы безумцев ни хотели разорвать наш союз.

Тогда оцепеневший с первого же ее взгляда Клокс с трудом выдохнул и стал смотреть в пол, потому что смотреть на Сничту и внимать ее голосу одновременно было выше его сил.

– Таких как я называют майстра, – продолжала Сничта. – Так что шуточки обо мне в городе ходят не зря. Но сведения о злых наветах до меня не долетали, а прочие фантазии меня не трогают. И тем не менее я действительно майстра. Глуповато звучит. Все равно как назвать саму себя красавицей. Но это все не про красоту, судья. Или не только про нее. Во всяком случае, так было в моем родном городе, а я пришла в Дрохайт с севера, из Абисса, я из тэйи. Так повелось уж тысячи лет, и у нас, и в других краях одна из тысячи девчонок рождается с внешностью майстры, одна из тысячи рожденных с такой внешностью, обретает ее существо. Хотя, некоторые считают, и я склонна им верить, что зерна этого дара рассыпаются поровну и могут отметить даже уродку, отчего ее уродство странным образом обретает притягательность и глубину. Колдовства в этом нет, сила майстры подобна теплу, которое приходит от солнца, даже когда оно прикрыто облаками, только тепло майстры согревает нутро человека. Порой даже порченное нутро. И тянет к майстре не потому, что с ней хорошо, а потому что плохо без нее. Поэтому я мало с кем общаюсь. Хорошо хоть, что в Дрохайте никто не обвинит меня в колдовстве. Но я пришла поговорить с тобой не для того, чтобы предупредить о боли, которая поселится в тебе после знакомства со мной. Я пришла поговорить с тобой, потому что эта боль горошина в корзине той боли, которую ты носишь в себе и без меня.

– Мне многое пришлось пережить, – с трудом произнес тогда Клокс.

– Ты не пережил, – чуть сузила взгляд Сничта и кивнула сама себе, как будто разглядела что-то. – Но не сдался. Я это вижу. И не сдашься даже перед лицом смерти. Хотя глупостей можешь наделать. И твой приятель – Мадр – не сдастся. Но он – сломается. Запомни мои слова.

– Предаст? – прохрипел Клокс.

– Только самого себя, – прошептала Сничта. – Поэтому и сломается, что не сможет жить с этим. Или еще как-то. Это я вижу смутно.

– Как ты можешь видеть? – спросил Клокс. – Ведь у магии в Дрохайте нет силы.

– Это не магия, – покачала головой Сничта. – Разве еще мальцом ты никогда не рассматривал на солнце собственную ладонь? Никогда не прижимал ее к стеклу масляной лампы? Не видел проникающего через мякоть света? Разве это магия? Так и я. Если я способна согреть твое нутро, почему я не могу приглядеться к нему? Разве магия тонкий слух или зоркий взгляд? Доброе сердце или душевное тепло?

– И ты только из-за этого решила лишить меня покоя? – спросил Клокс.

– Нет, – она позволила себе улыбнуться. – Я должна тебе сказать, что беда, которая живет в тебе, и которую ты пережил несколько лет назад вместе с Мадром, повторится. И повторится не раз. Но не в Дрохайте. Где – не знаю. И не знаю, сможешь ли ты пережить ее снова. Мадр – вряд ли. Но то, что происходит в нашем городе, – является частью прошлой беды и частью беды будущей. Оно подобно нитям, соединяющим их. Понимаешь меня? Постарайся понять, потому что я и сама не очень понимаю то, что так явственно ощущаю. И если понимаешь, не забывай об этом.

– Ты все-таки ведьма, – с трудом растянул губы в улыбке Клокс.

– Не более, чем все женщины, – улыбнулась она в ответ и поднялась, давая знак, что разговор окончен.

– Зачем ты так со мной? – застонал тогда Клокс, который в то самое мгновение понял, что если даже и увидит еще раз Сничту, никогда не будет так близко от нее. – Зачем ты дала мне возможность ощутить тебя? Зачем мне эта боль?

– Это не боль, – ответила она, прежде чем оставить судью. – Это счастье. Ты поймешь.

Клокс понял. Он это понял уже той же осенью, вернувшись в Тимпал, но заехав через несколько лет уже вместе с Дойтеном в Граброк и получив там известие о беде в Дрохайте, понял еще раз. Понял, что все эти годы жил с ощущением счастья, которое однажды обратило на него взор. Святые угодники, как мало ему, оказывается, надо было, чтобы встретить старость? Или же эта боль никакое не счастье? Отчего же она так сладка?