Достойна ли я счастья?

— Но, моя дорогая, что же станет со мной, если я не открою твое имя? Запись в регистрационной книге может быть признана решающим доказательством. Знаешь, на самом деле ты требуешь от меня невозможного.

— Но ведь тебе безразлично, что Стефани разводится с тобой! — воскликнула Мэриголд. — Ты никак не можешь утверждать, будто твое счастье как-то связано с сохранением вашего брака. Это так мало значит для тебя, Линдли, и так много значит для меня…

— Боюсь, ты делаешь слишком поспешные выводы, Мэри, — добродушно заверил ее Линдли. — Хотя мой брак со Стефани и не идеален, он чрезвычайно устраивает меня во многих отношениях. Нет необходимости говорить об этом с тобой. Наверное, ты подумаешь, что мои побуждения — ничто по сравнению с твоим намерением оставить Пола в счастливом неведении. Но, как ты уже могла догадаться, я эгоистичное создание. Я не собираюсь быть другим, — улыбнулся он, как будто это его оправдывало, — и, если честно, в этом деле я учитываю только свои интересы.

Мэриголд молчала, онемев от ужаса, пока весь смысл сказанных им слов не дошел до ее сознания.

— Линдли, — наконец вымолвила она и неожиданно залилась краской. — Я не могу поверить, что ты умышленно все испортишь. У меня есть всего один шанс, и ты можешь мне его дать. Это ведь совсем не трудно. Ты говоришь, что Стефани вряд ли удастся получить развод на основании записи в регистрационной книге. Но я так хочу, чтобы она его получила. Бедная Стефани! У нее сейчас такой отвратительный период. Она заслуживает счастья.

— Ты пришла, чтобы сказать мне это? — спросил он высокомерно.

— Нет. А впрочем — да. Я надеялась… о, Линдли, я надеялась, что этот развод состоится, несмотря ни на какие обстоятельства.

— Почему? — поинтересовался он.

— Ох, не знаю, Пол говорит… — Мэриголд замолчала, внезапно испугавшись этого человека, от которого зависело так много.

— Да? Расскажи мне, что говорит Пол.

— Линдли, не сердись, но ведь я, похоже, не первая. Были… были и другие случаи. И не все девушки убегали от тебя вечером.

Казалось, ее слова очень позабавили Линдли.

— Ты просишь предоставить обвиняющие меня показания? — спросил он насмешливо, наливая себе виски.

— Я прошу тебя быть великодушным, — медленно произнесла Мэриголд.

— Великодушным? — улыбнулся Линдли. — Для такого человека, как я, это чересчур. Но скажи мне — на какой великодушный поступок с моей стороны ты рассчитывала?

Она колебалась, не решаясь ответить. Бессмысленно было продолжать разговор с этим улыбающимся мужчиной, который совершенно не собирался учитывать ничьи интересы, кроме своих собственных. Но она не могла уйти, не высказав ему всего, что хоть как-то могло повлиять на ситуацию.

— Линдли, все мое счастье зависит от твоих показаний в суде. — Она говорила тихим голосом, нервно теребя складку платья. — Я не знаю, имеет ли это какое-то значение для тебя, но я подумала… я подумала, что раз ты любил меня, то, возможно, имеет. Конечно, я вела себя глупо — безнравственно, если хочешь, — но я уже заплатила за это сполна. Сейчас у меня есть шанс быть счастливой и сделать счастливым Пола, хотя ты ведь не любишь его, правда?

Линдли кивнул, по-прежнему улыбаясь.

— Нельзя ожидать от мужчины любви к более удачливому сопернику, — заявил он.

— А ведь есть еще и Стефани. Наверняка ее счастье что-то значит для тебя. Ты, должно быть, любил ее когда-то. Если ты дашь ей развод без возбуждения судебного иска, она будет счастлива.

— С кем? — спросил он быстро.

— Я не знаю, — хладнокровно солгала Мэриголд, потому что почувствовала, что ни в коем случае не должна выдавать Стефани. — Но в любом случае она не может быть счастлива, оставаясь с тобой, в этой неопределенной и угнетающей обстановке. Линдли, дай ей развод. И неужели ты не можешь предоставить другое доказательство?

Она смотрела на него с тревогой, и ей было тяжело видеть на его лице выражение удивленного протеста.

— Ты все-таки предлагаешь мне предоставить доказательство для безболезненного развода? — поинтересовался Линдли.

— Для тебя ведь не имеет значения, какой случай будет обсуждаться в суде? — пробормотала Мэриголд в отчаянии.

Линдли не ответил ей. Он встал и прошелся туда и обратно по комнате. Мэриголд молча наблюдала за ним, не переставая верить в то, что он в конце концов согласится на ее предложение.

Но когда он повернулся и медленно подошел к ней, ее сердце упало. На его лице не было ничего, что могло бы внушить Мэриголд надежду.

— Теперь послушай, Мэри. — Линдли остановился перед ней, и она смотрела на него с болезненным напряжением. — Я редко объясняю кому-либо мотивы своих поступков. Скажу только, что не собираюсь выполнять твою просьбу.

— Я не хочу этого слышать! — выкрикнула она, вскочив на ноги. — Я не хочу знать, почему ты отказываешься мне помочь.

— Но тебе все же придется меня выслушать. — Он взял ее за запястье. — Это послужит тебе уроком.

Мэриголд не стала спрашивать, какого рода урок имеет в виду Линдли. Она вырвала у него свою руку и снова села, потому что ей было неприятно стоять рядом с ним.

Он еле заметно улыбнулся, как будто понимал ее чувства.