В таком случае можно ли утверждать, что общество, основанное на долге, не дает жертвам унижающего поведения со стороны других людей достаточных основания чувствовать себя униженными? Я так не считаю. Мы предположили, что в обществе, основанном на долге, унижение запрещено. Значит, каждый человек в таком обществе должен уметь распознавать унижающее поведение. Вопрос в том, есть ли у человека, ставшего жертвой подобного поведения, достаточные основания чувствовать себя униженным. Вне всякого сомнения, что-то может вызвать в нем это чувство, но есть ли у него резон для этого, если он даже не в состоянии помыслить, что его права нарушены? Сочетание резона счесть ту или иную форму поведения унижающей с тем фактом, что это поведение вызывает чувство унижения в том человеке, против которого оно направлено, дает жертве хороший резон, а не только причину чувствовать себя униженной. Чувство тогда резонно, когда имеется как основание испытывать подобное чувство вообще, так и причина испытывать его в данной ситуации. Старик, которому никто не уступил место, не просто один из множества пассажиров. Он не просто наблюдатель, в присутствии которого чье-то поведение нарушает необходимое уважение-к-старости. Поскольку речь идет о неподобающем отношении именно к его преклонному возрасту, тот подросток, который позволил себе подобную выходку по отношению к нему, дает ему не только причину, но и резон чувствовать себя униженным.
Может случиться, что этот старик на самом деле не почувствовал себя униженным – может быть, втайне ему даже польстило, что никто не обратил внимания на его истинный возраст и что он выглядит достаточно молодым, чтобы ехать в автобусе стоя, – но что ехавшая в том же автобусе старушка, у которой сидячее место было, не только обратила внимание на то, что подросток ведет себя вызывающе, но и ощутила неуважение по отношению к собственному возрастному статусу. Сможем ли мы в таком случае сказать, что и у нее была не только причина для того, чтобы почувствовать проявленное к ней неуважение, но и резон для этого? В конце концов, общие соображения почувствовать себя задетой здесь есть, и они же являются причиной, по которой старушка может ощутить неуважение к самой себе. Так не будет ли у нее в таком случае резонного основания почувствовать себя обиженной? И в самом деле, у старушки будет резон почувствовать, что то уважение, которым она должна пользоваться в силу преклонного возраста, не было ей оказано, поскольку подросток не уступил старику место, даже несмотря на то, что ей самой по-прежнему есть где сидеть. Но основание у нее не настолько резонное, как у прямой жертвы неподобающего поведения, поскольку она не жертва, а всего лишь возмущенный наблюдатель.
В самом описании этой ситуации, когда старушка чувствует себя задетой тем, что обидели старика, есть оттенок комического. Нарисованная картина может создать впечатление, что речь здесь, в общем-то, идет о пустяках. Однако в истории про обиженную старушку кроется весьма важная проблематика. Унижение, как и замешательство, заразительно. Эту эмоцию мы можем ощущать просто от того, что прониклись ситуацией другого человека, даже если нас самих напрямую никто не унижал. И если мы идентифицируемся с жертвой именно в том, что заставляет ее чувствовать унижение, тогда и у нас появляется резон для того, чтобы тоже ощутить это чувство. Позже мы вернемся к этой теме подробнее.
Этика долга исходит из того, что униженный или оскорбленный человек не находится по отношению к тому, кто его оскорбил, в каком-то особом положении. Обвинить оскорбляющего в том, что его действия нарушают прямое долженствование «Не унижай другого», может каждый. Вопрос состоит в том, может ли подобное долженствование существовать без того, чтобы вместе с ним, так сказать, через черный ход не проникло представление о правах человека. Конечно, можно утверждать, что подобное долженствование может быть обосновано одной только ссылкой на тот факт, что унижение наносит болезненный ущерб интересам жертвы. Невзирая на то, что этика долга адресует требования к моральным агентам только посредством языка долженствования, обоснование этих требований может предполагать понятие о правах, пусть даже понятие это и не будет эксплицитно выражено в самом языке.