Кант действительно считал Человека достойным уважения, так как тот свободен от каузальной паутины Природы, но Кант говорил не об «эмпирическом Человеке». Однако в данном случае речь идет об индивидууме, который по-настоящему свободен в радикальном смысле этого слова и благодаря этому заслуживает уважения. Радикальная свобода подразумевает, что, хотя прошлые действия, характер и окружение индивидуума накладывают некоторые ограничения на его действия в будущем, они тем не менее не могут их предопределять. Каждый способен начать вести такой образ жизни, который бы никак не соотносился с его прошлым. Проистекающее из этого уважение к людям основывается исключительно на том факте, что Человек не имеет природы, если понимать под «природой» набор характерных качеств, определяющих действия индивидуума. У животных есть природа, у человека же – нет.
Существует глубинная аналогия между понятиями лингвистического значения и смысла жизни. Лингвистическое значение предполагает возможность того, что череда сменявших друг друга в прошлом употреблений какого-либо термина не определяет его будущие употребления. Лингвистические употребления слова – это не заранее построенные железнодорожные рельсы, где единственный риск связан со сходом локомотива с пути. То же сравнение справедливо и применительно к смыслу жизни: ведь сумма прошлых действий человека не только не определяет его будущие действия, но и сам субъект этих действий может подвергнуть их переоценке в любой момент своей жизни. Локомотив жизни может менять направление движения по воле машиниста, пусть даже некоторые повороты на пути даются ему легче, чем другие.
Что мы можем сказать о злодее, которому представилась возможность осмыслить свою жизнь, но который несмотря ни на что ценит творимое им зло как результат собственного свободного выбора? Равнозначно ли это нарушению выдвинутого нами второго критерия, сводящегося к тому, что оправдывающее уважение качество не должно оставлять места для злоупотребления им? Николае Чаушеску верил, что действует как патриот во благо своей страны. Имеет ли значение тот факт, что он был свободен в своем выборе? Эйхман после суда над ним в Иерусалиме подтвердил добровольный характер своих нацистских убеждений. Не должно ли в таком случае быть достойным уважения содержание выбора, а не сама его возможность? В таком случае не должно ли содержание выбора, а не просто его возможность как таковая быть источником уважения? Оба упомянутых мной злодея – Чаушеску и Эйхман – жили как злодеи и умерли как злодеи. Их конец не стал искуплением злодеяний, совершенных ими при жизни. Однако, как уже подчеркивалось выше, уважение, о котором идет речь, не имеет отношения к прошлым деяниям и не привязано к способности человека меняться в будущем. Уважение это опирается на сам факт открытости будущего. Уважительное отношение к людям зиждется на представлении о том, что их будущее открыто и что они могут изменить свои жизни к лучшему посредством конкретных действий или переоценки своего прошлого.
Обоснование уважения к человеку с позиции радикальной свободы очевидным образом сталкивается с вопросом о том, являются ли люди свободными в радикальном понимании этого слова. Б. Ф. Скиннер справедливо связывает понятие достоинства с понятием свободы, только вот поддержание достоинства требует неоправданного, с его точки зрения, количества свобод. По мнению Скиннера, разница между свободой и несвободой сводится к разнице между скрытым и явным подкреплением. В первом случае сторонним наблюдателям сложнее проследить связь между стимулом и ответной реакцией, но в обоих случаях ответные реакции людей контролируются системой подкрепления. Скиннер считает достоинство как свободу от стимулирующих мер не более чем иллюзией. Самое большее, к чему можно стремиться, так это к замене стимулов негативных и неприятных стимулами явными и позитивными. В этом и заключается единственное отличие антиутопии, описанной в романе «1984», от утопии, представленной в «Уолдене Два».
По Скиннеру, идея достоинства иллюзорна и строить на ней социальные теории опасно. Вместо нее, считает он, желаемое общество должно строиться на позитивном подкреплении. Разница между свободным человеком и рабом заключается в природе движущих ими стимулов: первый испытывает удовольствие от позитивного подкрепления, тогда как второй страдает от негативного. «Перерождение» человека, ведшего греховную жизнь, является не актом его доброй воли, а результатом подкрепления. Кающийся в своих злодеяниях Альберт Шпеер ничем принципиально не отличается от Алекса из «Заводного апельсина», который подвергается жестокой процедуре перевоспитания с применением сложного оборудования. Разница между ними в том, что в случае со Шпеером мы не можем видеть явных стимулов к раскаянию, тогда как в случае с Алексом они налицо. Но только и всего. Возможность радикально поменять модель поведения в будущем является следствием подкрепления, а не выбора. Таким образом, эта возможность не может служить оправданием человеческого достоинства.