Достойный жених. Книга 2

– А тебе, брат, – сказал он Прану, – наваб-сахиб шлет горячий привет, Фироз свою любовь, а Зайнаб – через Фироза – пожелания скорейшего выздоровления. Ах да, Имтиаз желает знать, принимаешь ли ты маленькие белые таблетки. Он грозится прийти к тебе завтра утром и пересчитать их. И кто-то еще передавал что-то еще, но у меня вылетело из головы. Ты точно хорошо себя чувствуешь, Пран? Грустно видеть тебя в больнице. Когда ждете ребеночка? Раз Савита постоянно с тобой, может, она тут же и родит? В этой самой палате? Восхитительный джамболан! – Ман отправил в рот еще две штуки.

– Вид у тебя счастливый, – заметила Савита.

– Что ты, я так страдаю, – возразил Ман. – Житейскими истерзан я ножами! И кровь бежит[94].

– Шипами, – поморщился Пран.

– Шипами?

– Шипами.

– Что ж, значит, я истерзан ими, – согласился Ман. – Как бы то ни было, я глубоко несчастлив.

– Зато с легкими у тебя все хорошо, – сказала Савита.

– Да, но с сердцем не очень. И с печенкой, – скорбно заметил Ман, упомянув два источника душевных терзаний, традиционно упоминаемых в поэзии на урду. – Охотница пленила мое сердце…

– Ну, нам пора, – перебила его госпожа Рупа Мера, вставая и собирая вокруг себя дочерей, как курица собирает цыплят. Малати ушла вместе с ними.

– Я что-то не то ляпнул? – спросил Ман брата, когда они остались вдвоем.

– А, пустяки, не волнуйся, – ответил Пран; сегодня опять весь день шел сильный дождь, и он пребывал в философском расположении духа. – Садись и помолчи немного. Спасибо, что навестил.

– И все же, Пран, скажи: она меня еще любит?

Тот пожал плечами.

– На днях она вышвырнула меня из дома. Думаешь, это хороший знак?

– Непохоже.

– Да, ты прав, – вздохнул Ман. – Но я так отчаянно ее люблю! Жить без нее не могу!

– Она как кислород, – вставил Пран.

– Кислород? Ну да, пожалуй, – угрюмо пробормотал Ман. – Сегодня пошлю ей записку. Скажу, что хочу положить всему конец.

– Всему – это чему? – уточнил Пран, даже не думая волноваться. – Своей жизни?

– Угу, наверное, – с сомнением протянул Ман. – Думаешь, тогда она вернется?

– А ты планируешь подкрепить слова какими-либо действиями? Кинуться грудью на житейские ножи или, положим, пустить в висок житейскую пулю?

Ман скривился. Переход брата к практическим вопросам показался ему моветоном.

– Нет. Вряд ли.

– Вот и я так подумал, – кивнул Пран. – И не надо. Мне будет тебя не хватать. И всем, кто сегодня был в этой палате. И еще тем, чьи приветы ты мне передавал, и баоджи, аммаджи, Вине и Бхаскару. А еще твоим кредиторам.

– Ты прав! – решительно воскликнул Ман, умяв последние джамболаны. – Ты совершенно прав. Ты моя опора, Пран, знаешь об этом? Даже когда лежишь. Я чувствую невероятный подъем сил и способен на все! Прямо лев, а не человек! – Он даже попробовал зарычать для пущей убедительности.

Дверь отворилась, и в палату вошли господин и госпожа Махеш Капур, Вина, Кедарнат и Бхаскар.

Лев присмирел и сделал виноватое лицо. Он не появлялся дома целых два дня, и хотя в глазах матери упрека не читалось, ему стало совестно. Здороваясь с Праном, она поставила в вазу ароматный букет из веток жасмина, которые нарезала в саду и принесла с собой. Потом она спросила у Мана, как дела у семьи наваба-сахиба.

Ман повесил голову.

– У них все хорошо, аммаджи, – ответил он. – А как наш лягушонок? Поправился? Смотрю, уже вовсю скачет!

Он обнял Бхаскара и обменялся парой слов с Кедарнатом. Вина подошла к Прану, положила руку ему на лоб и справилась не о его здоровье, а о том, как Савита приняла его болезнь.

Пран сокрушенно покачал головой:

– Ну и время я выбрал, чтобы заболеть!

– Тебе следует поберечься.

– Да. Да, конечно. – Помолчав, Пран добавил: – Она хочет изучать юриспруденцию. На случай, если овдовеет и ребенок будет расти сиротой… То есть без отца.

– Что ты такое говоришь, Пран! – накинулась на него сестра.

– Юриспруденцию? – столь же резким тоном переспросил господин Махеш Капур.

– О, я так говорю лишь потому, что сам в это не верю, – успокоил Вину Пран. – Я ведь под защитой мантры.

Госпожа Капур обернулась к нему:

– Пран… Рамджап-бабá сказал еще кое-что… Мол, на твои шансы получить должность в университете повлияет чья-то смерть. Не смейся над судьбой. Это опасно. Если кто-то из моих детей умрет раньше меня, я этого не переживу.

– Что вы заладили со своей смертью? – вспылил ее супруг, не терпевший пустых и излишне эмоциональных разговоров. – Пран, твоя палата кишит комарами! Один меня только что укусил. Скажи Савите, чтобы сосредоточилась на своем материнском долге. Юриспруденция ей совершенно ни к чему.

Госпожа Капур, как ни странно, возразила.

– Да что ты вообще в этом понимаешь? – воскликнул ее муж. – Согласен, у женщин должны быть права. Право на собственность, например. Я только «за»! Но если они начнут работать, кто займется детьми? Дети будут расти без матери, без присмотра и ухода. Представь, что ты вышла бы на работу после рождения Прана! Кто кормил бы его грудью? Да он умер бы еще в детстве!

Госпожа Капур решила больше не спорить. Она вспомнила детство Прана и подумала, что в данном случае ее муж, вероятно, прав.