– Нет-нет, пусть спит. Ему нельзя вставать, – сказала Савита.
– Вообще она права, – подтвердил Имтиаз, – на пользу ему это не пойдет, а помощников и сочувствующих здесь предостаточно.
Медсестра сообщила им, что врач прибудет с минуты на минуту и волноваться не о чем.
– Первые роды тянутся долго. Нередко около двенадцати часов.
Савита распахнула глаза.
Несмотря на боль, громко она не кричала. Доктор Буталиа, невысокий сикх с осоловелым взглядом, приехал, осмотрел ее и заверил, что все в порядке.
– Отлично, отлично, – с улыбкой произнес он, глядя на свои часы, пока Савита корчилась в кровати. – Десять минут, очень хорошо, очень. – С этими словами он исчез.
Потом пришел Ман. Акушерка, заметив его озабоченный и встрепанный вид, а также фамилию Капур, приняла его за отца ребенка.
– Боюсь, отец – тоже пациент вашей больницы, – сказал Ман. – А я – его брат.
– Ах, как ужасно! – воскликнула акушерка. – Его известили?..
– Пока нет.
– О!
– Да, он спит. Врач – и жена – распорядились его не трогать и не беспокоить понапрасну. Я его подменю.
Акушерка нахмурилась.
– А вы лежите тихонько, – посоветовала она Савите, – лежите и думайте о чем-нибудь приятном.
– Хорошо, – вымолвила Савита, и слезы сами собой брызнули из ее глаз.
Ночь была жаркая, и, хотя палата находилась на втором этаже, комаров в ней было предостаточно. Госпожа Рупа Мера попросила принести еще одну койку, чтобы они с Латой могли по очереди отдыхать. Имтиаз все устроил и ушел. Ман притулился на скамейке в коридоре и заснул.
Савита не могла думать о приятном. Ей казалось, что ее телом овладела некая ужасная, жестокая сила. Когда начинались схватки, она охала и стонала, но, поскольку мать сказала ей, что боль будет невыносимой, она старалась не кричать – берегла силы для самого страшного. Шли часы, и на ее лбу выступили капли пота. Лата пыталась отгонять комаров от ее лица.
Было уже четыре утра, за окном по-прежнему стояла темнота. Пран, наверное, проснулся, но Имтиаз настрого запретил ему покидать палату. Савита тихонько заплакала – не только потому, что осталась без поддержки мужа, но и потому, что представила, как он мается и места себе не находит от волнения.
Мать, подумав, что она плачет от боли, сказала:
– Ну же, милая, держись! Скоро все закончится.
Савита застонала и крепко сжала мамину руку.
Боль к этому времени действительно стала почти невыносимой. Вдруг она почувствовала, что простыня под ней стала мокрой, и резко повернулась к матери, недоумевая и краснея от стыда.
– Ма…
– Что такое, доченька?
– Я… тут почему-то мокро.
Госпожа Рупа Мера растолкала Мана и велела ему привести медсестер.
Отошли воды, и схватки участились: промежуток между ними составлял около двух минут. Акушерки оценили обстановку и покатили Савиту в родильную палату. Одна из них позвонила доктору Буталии.
– Где моя мать? – спросила Савита.
– В коридоре, – довольно резко ответила одна из акушерок.
– Пожалуйста, попросите ее войти.
– Госпожа Капур, простите, но мы не можем ее позвать, – сказала другая акушерка, крупная, добрая англоиндианка. – Врач скоро придет. Если вам очень больно, можете схватиться за поручни койки.
– По-моему, ребенок уже… – начала Савита.
– Госпожа Капур, пожалуйста, дождитесь врача.
– Я не мо…
К счастью, врач подоспел вовремя, и акушерки стали наперебой твердить, чтобы она тужилась.
– Схватись покрепче за поручни над головой.
– Тужься, тужься, тужься…
– Я не могу… не могу больше… – причитала Савита, скалясь от боли.
– Просто тужься…
– Нет, – рыдала она, – это невыносимо. Это ужасно. Вколите мне обезболивающее. Доктор, умоляю!
– Тужьтесь, госпожа Капур, у вас все прекрасно, – сказал врач.
Сквозь пелену боли Савита услышала, как одна акушерка спрашивает другую:
– Головкой идет?
Савита почувствовала, как внизу что-то рвется, потом ощутила внезапную теплую волну, а дальше – такую чудовищную боль, что она едва не потеряла сознание.
– Я не могу, ма, я больше не могу! – завопила она. – Никогда больше не буду рожать!
– Все так говорят, – сказала грубая акушерка. – И ничего, через год возвращаются. Тужьтесь!
– Я не вернусь. Я никогда… никогда… никогда больше не забеременею! – вскричала Савита, которую буквально разрывало изнутри. – О боже!..
Тут головка вышла, и ей сразу стало легче.
Прошло еще много времени, прежде чем она услышала крик ребенка и открыла заплаканные глаза. Сквозь пелену слез она взглянула на красного, сморщенного черноволосого орущего младенца, покрытого кровью и чем-то вязким. Его держал на руках осоловелый врач.
– Это девочка, госпожа Капур, – сообщил он. – И очень голосистая.
– Девочка?
– Да. Весьма крупный ребенок. Вы молодец. Понятно, почему роды были трудными.
Савита пару минут полежала в изнеможении. Свет в палате казался слишком ярким. Дочка, надо же, подумала она.
– Можно мне ее подержать? – спросила она через некоторое время.
– Минуточку, мы ее вытрем.
Однако ребенок был еще скользкий, когда его – ее – положили на опавший живот Савиты. Она взглянула с любовью и укором на красную макушку, потом ласково обняла младенца и в изнеможении закрыла глаза.
Пран проснулся и узнал, что стал отцом.