Достойный жених. Книга 2

А проблемы возникли практически сразу же. Работа в «КОККе» не расположила его к бенгальцам, а теперь он решил, что бенгальцы-рабочие еще хуже бенгальцев-начальников. Они работали под лозунгом «Чакри чай, кадж чай на» («Главное – получить работу, а не работать») и не делали из этого никакого секрета. Их выработка была ничтожна по сравнению с возможной, и в этом имелась своя логика. Они стремились снизить норму до двухсот пар в день и в случае ее превышения получать прибавку к зарплате или хотя бы возможность пить чай, болтать, жевать самосу или пан и нюхать табак.

Кроме того, они боялись – не без оснований, – что в случае перепроизводства потеряют работу.

Несколько недель Хареш сидел за своим столом около конвейера и терпеливо наблюдал за работой. Он обратил внимание на то, что рабочие часто простаивали без дела из-за поломки какой-либо машины – так, по крайней мере, они говорили. Как мастер он имел право заставить их чистить в это время конвейер и станки. Но, выполнив его указание, рабочие проходили мимо него с оскорбленным видом и, сбившись в кучку, болтали в ущерб производству. Это выводило Хареша из себя.

К тому же почти все рабочие были бенгальцами и говорили на бенгальском языке, который он знал плохо. Однако оскорбления в свой адрес он понимал, потому что ругательства вроде «сала» одинаковы на хинди и бенгали. Но хотя Хареш был вспыльчив, он предпочитал не обращать на это внимания.

Однако наступил день, когда ему надоело скрипеть зубами с досады и посылать за мастером из механического цеха, чтобы тот привел в порядок вышедшую из строя машину на месте или увез ее к себе. Он решил нанести визит в механический цех самолично. Это положило начало кампании, которую можно было бы назвать Битвой за линию Гудиера. Она развернулась сразу на нескольких фронтах против разнообразной оппозиции, в том числе чешской.

Механики были приятно удивлены, увидев Хареша. Обычно мастер посылал им клочки бумаги с просьбой о ремонте. А тут мастер, причем не простой, а поселившийся за белыми воротами на чешской территории, сам пришел, чтобы поболтать с ними как с равными и даже понюхать табак. Он запросто сидел на табурете, шутил, беседовал о делах и заглядывал во внутренности того или иного агрегата, не боясь испачкать руки. К тому же из уважения к их возрасту и квалификации он называл их «дада».

Впервые они ощутили себя частью общего производственного процесса, а не малозначительным придатком на задворках «Праги». Большинство лучших механиков были мусульманами и говорили на урду, так что языковых проблем не возникало. Одет Хареш был с претензией и даже изменил фасон своего рабочего комбинезона, убрав рукава и воротник и обрезав брюки до колен. Это позволяло ему бороться с жарой, не подвергая опасности – в основном спереди – его кремовую шелковую рубашку. Конечно, в заводской обстановке это выглядело немного пижонски, но зато он говорил с рабочими без всякого превосходства, и это им нравилось. Они с увлечением объясняли ему устройство станков, и благодаря этому Хареш заинтересовался тем, как машины работают, как за ними ухаживать и как их можно усовершенствовать, чтобы повысить их производительность.

Механики со смехом растолковали ему, что рабочие на конвейере водят его за нос. В девяти случаях из десяти они врут, что станки не в порядке.

Это не удивило Хареша, но он спросил, как ему бороться с этими простоями. Тогда механики, проникшиеся к нему дружескими чувствами, пообещали чинить его станки в первую очередь, если с ними действительно что-нибудь случится.

Когда меньшее количество машин стало нуждаться в ремонте, производительность возросла со 180 пар в день до 250, но это все-таки было гораздо меньше возможных 600 или хотя бы 400 пар, которые Хареш определил как реальную норму. Цифра 400 должна была поразить руководителей производства; Хареш же считал, что это вполне выполнимо и что именно он тот человек, который может этого добиться.

Рабочих, однако, даже цифра в 250 пар не устраивала, и они нашли новый способ саботажа. Им разрешалось покидать конвейер на пять минут по «зову природы», и они разработали специальный график, поочередно удаляясь друг за другом в туалет, так что конвейер порой простаивал по полчаса кряду. К этому времени Хареш уже определил зачинщиков саботажа – обычно это были рабочие, выполняющие наименее сложные операции. Он опять же не стал кипятиться, но ясно дал понять, что не потерпит этого, и так образовались два противодействующих лагеря, занявших выжидательную позицию. Спустя два месяца после того, как Хареш приступил к работе, производство упало до 160 пар, и он решил, что пора начинать наступление.

Однажды утром он созвал рабочих и изложил им на смеси хинди и зачаточного бенгали свои соображения, созревавшие в течение двух месяцев.

– Из теоретических соображений и наблюдая за станками, – заявил он, – я могу сказать, что мы способны производить не меньше четырехсот пар обуви в день. И я хочу добиться этого.