Достоверность характера

Если А. Толстой, М. Шолохов, А. Платонов, Л. Леонов, A. Фадеев, Л. Соболев, А. Твардовский, Б. Горбатов, B. Гроссман и другие к началу войны уже обладали опре­деленным писательским опытом и стажем, то большинст­во будущих «летописцев» войны в лучшем случае только подозревали о своем писательском призвании. И каждому из них еще предстоял свой самостоятельный и непростой путь в литературу, предстоял долгий путь к своему ге­рою.

Исподволь входил в литературу ровесник Юрия Бон­дарева — Виктор Астафьев, долго и плодотворно иссле­довавший характер своего современника. Начинал он с са­мых его истоков, то есть с детства («Последний по­клон», 1957—1967; «Кража», 1965), и даже предыстоков («Стародуб», 1959). В повести «Где-то гремит война» (1967) писатель уже подводит своего героя к важней­шему жизненному испытанию — войне и только в повести «Пастух и пастушка» (1971) поставит своего главного героя лейтенанта Бориса Костяева в самую гущу воен­ных событий.

И такие писатели, как Юрий Бондарев, Виктор Астафьев, Иван Акулов, Константин Воробьев, Василь Быков, Юрий Гончаров, Виктор Курочкин, Сергей Крутилин и дру­гие, стремятся раскрыть правду времени военных лет че­рез правду характеров, они всерьез осваивали традиции великой русской литературы (и в первую очередь тради­ции Толстого) и не торопились сказать свое слово до тех пор, пока не достигли писательской зрелости, предполагающей соответствия направления личного нрав­ственного поиска с нравственным законом времени. Ес­ли порой они писали даже и не о войне, то все равно они писали войной, ибо она была тем историческим событием, что граждански их сформировало. Несколько «задержавшись» с осмыслением своих сложных вбенных переживаний, писатели этой генерации на какое-то вре­мя оказались в роли «пропущенного» поколения, но с середины минувшего десятилетия они заговорили в полный голос, и в нынешнем литературном процессе им принад­лежит ведущая роль.

3

Когда писатель исследует великий подвиг народа и ис­следует его во всей совокупности исторических фактов, он остается верным принципу народности литературы, остает­ся верным жизненной правде, и тогда никакой факт, став­ший предметом творческого исследования и изображения, не может исказить общей картины эпохи, поскольку не произойдет нарушения закона соразмерности. И дело тут не в неком «балансе», когда любое описание трагической ситуации уравновешивается непременной оптимистичес­кой концовкой, а в позиции писателя, в том — во имя чего он обращается, допустим, к тяжелым для нас воспоминаниям. Конечно, очень непросто протянуть связующую нить между боями сорок первого года под Вязьмой и штурмом рейхстага, если это не много­томный роман, в котором прослеживается весь ход вой­ны, а произведение короткого жанра: рассказ или по­весть.

И в этих жанрах особенно важно соблюсти верность правде характера, потому как за любыми безымянными эпизодами все равно стоят события исторического масшта­ба, преодолеть которые не под силу никакому характеру. Мы уже говорили о том, что в период Великой Отечественной войны каждый год (или каждый ее этап) как бы равнялся нескольким годам обычной мирной жизни, вслед­ствие чего развитие всех характеров протекало чрезвычай­но быстро, причем время накладывало на них свой осо­бый отпечаток. Так, например, героизм первых месяцев войны был иным, нежели героизм переломного периода войны, ибо перелом этот происходил не только в со­отношении материальных сил, но и в сознании людей, преодолевших в себе многое, прежде чем выковалось столь необходимое для победы чувство собственного, лич­ного превосходства над противником.

Разумеется, война не могла нивелировать характеры, но единство цели или хотя бы единство судьбы разви­вало характеры в определенном, пусть и свойственном им, направлении, и даже тогда, когда происходила ломка характера, то и здесь отчетливо запечатлевался дух сво­его времени. И мы остановимся довольно подробно на про­изведениях Василя Быкова не только потому, что его творчество представляет для нас с этой точки зрения интерес, но и потому, что в свое время критика не проявила должного внимания к творческим поискам это­го писателя.

Так, например, прочтение многими критиками повести «Атака с ходу» могло поставить в тупик кого угодно, а вы­текающий из этого прочтения характер предъявленных Быкову претензий дает основание упрекнуть многих его оппонентов в поверхностном прочтении этой повести. В частности, утверждалось, будто автор ее в качестве глав­ного героя вывел недостаточно подготовленного в военном отношении командира, что якобы противоречит действи­тельности; показал нетипичные, более того, недостоверные ситуации и вообще нарисовал довольно мрачную кар­тину.