Доступна и беззащитна (СИ)

Когда я появилась в зале в новой одежде — джинсах-скинни и белой футболке с черепом, увитым алыми розами и цепями, Молчанов впервые за время нашего знакомства выглядел шокированным. Мы были одеты совершенно одинаково и даже в одинаковые бренды, только цвета различались. Ещё обувь была разной: поношенные кеды против босоножек из золотой кожи.

Я наклонилась и безжалостно растрепала уложенные волосы, изображая подружку рокера. Спросила:

— Ну как? Вам нравится?

— Нет, — сказал он, — это не подходит.

Я-то надеялась, что он немного оттает. Может быть, улыбнётся, оценив мой тонкий юмор и находчивость.

— Это нормальная повседневная одежда, — сказала я и пошла к кассе. — Рассчитайте меня, пожалуйста. И упакуйте, пожалуйста, платье.

— Всего тридцать две тысячи рублей, — радостно сообщил консультант. — У вас карточка или наличные?

— Я сам заплачу, — отодвинул меня Молчанов. — Наличными.

* * *

Мы вышли на воздух. Моё лицо горело.

Ему не понравился мой выбор — и понятно почему. Мы выглядели как пара. Для постороннего человека это не было очевидно: ну, джинсы и джинсы, ну, футболки с длинными рукавами — тем более разного цвета. Кто там будет разглядывать рисунки? Но мы оба знали, что одеты как пара, — как парочка сумасшедших влюблённых, которые подбирают одинаковую одежду, чтобы подчеркнуть свою близость. Чтобы всем показать: мы любим друг друга, мы спим друг с другом. Крайняя степень помешательства.

И это моя вина. И вчера тоже была виновата я.

Откуда-то запахло кофе. Я оглянулась и увидела «Старбакс».

— Давайте зайдём, — попросила я, — выпьем по чашке кофе. Я приглашаю.

Он пристально на меня посмотрел. Без улыбки, без принятия или понимания, но и без ненависти. Он давно уже не смотрел на меня с ненавистью или презрением. Слава богу, те времена остались в прошлом. Теперь в его взгляде мелькало странное выражение, словно он терпел боль. Или его тошнило — от меня, от себя, от всего на свете.

— Вы вчера были откровенны со мной — я ценю это, Павел Петрович. Я тоже хочу вам кое-что рассказать.

29. Ты знаешь

Мы взяли по стакану кофе с молоком и сели за дальний столик у окна. В будний день народу было немного, и мне вдруг показалось, что мы школьники, сбежавшие с уроков. Лишь бы родители и учителя нас не нашли — никогда.

Молчанов ожидающе на меня смотрел.

— Мой отец выстрелил в мою мать из охотничьего ружья, когда мне было три года. Я была в соседней комнате. Помню звук выстрела и крик отца. Он так страшно орал, что мне до сих пор снится этот крик, — и я просыпаюсь от ужаса. А потом отец вызвал полицию, был суд, его посадили на двенадцать лет. Он умер в колонии.

Молчанов сделал такое движение, будто хотел дотронуться до меня, но передумал и отодвинулся. Сказал негромко:

— Я знаю, я читал материалы дела.

— Зачем?

— Однажды Кирилл встречался с женщиной, которую подослали конкуренты. Она поставила жучки в его кабинете. С тех пор я всех проверяю.

— Это логично, — согласилась я. — А меня вы когда проверили? В первый же день?

— Да, в ту ночь, когда ты приходила на «Кохану». Я связался со своими людьми, и наутро знал о тебе всё.

— И тогда вы узнали, что я из агентства?

— Да.

— Но Кириллу не сказали?

— Нет. — Он неохотно пояснил: — Я предчувствовал проблемы. Вся эта ситуация с игрой в карты была странной и рассчитанной на то, чтобы пробудить в Кирилле чувство вины. Я решил сначала сам в этом разобраться.

— Разобрались?

— Да. Это Степан Федорчук развлекался. Придумал сценарий, нашёл актрису и устроил спектакль со слезами и мелодрамой. Но в целом ничего серьёзного. Единственная проблема — Кирилл снова хотел с тобой встретиться. У вас что-то не получилось в первый раз, это его зацепило. Я видел, что он постоянно о тебе думает.

— И вы попытались помешать нашей встрече, чтобы уберечь Кирилла от воспоминаний и новых душевных травм, — утвердительно продолжила я. — А он знает, что это вы придумали про лодку и шторм?

— Нет. — Молчанов сделал несколько глотков кофе. — Спасибо, что взяла вину на себя. Благодаря тебе я избежал неприятного разговора с Кириллом. Он до сих пор болезненно относится к разговорам о Лене, считает себя виноватым и злится, когда я советую всё забыть. Старых ошибок уже не исправить, а вот новых наделать — легко.

Я кивнула:

— Одного не пойму: откуда вы узнали, что я взяла псевдоним в честь принцессы Дианы? Я никому, кроме Степана, об этом не говорила. Это он вам рассказал?

— Да я со Степаном вообще не говорил! Даже тогда, когда его попросили соврать о твоей смерти, — это мой человек с ним встречался, не я. — Молчанов вытер гладкие губы салфеткой. — А про тебя мне рассказал матрос с яхты — Антон, кажется. За пятьсот евро он выложил всё, что слышал на «Оскаре». Он сказал: «Арендованные люди на арендованной яхте», — довольно меткое определение… Ну что, пойдём? Ты всё мне сказала?

— Я самого главного вам не сказала.

— Хорошо, я слушаю.

Я глотнула кофе и собралась с духом.