Досужие размышления досужего человека

– В древности существовал обычай, – начала она свой рассказ, разглядывая мокрый тротуар, – когда молодые люди, влюбленные друг в друга, или воображающие, что влюблены, проводили первую брачную ночь в храме. Извилистыми темными коридорами жрец приводил пару в огромный зал, где звучал голос их божества, и запирал массивную дверь, оставляя новобрачных одних. Там, во тьме, они приносили богам свою жертву. В эту ночь голос божества вещал о будущем: верен ли их выбор, уготована ли их любви долгая жизнь или скорая смерть. Утром священник выводил молодых из храма, однако никому не разрешалось расспрашивать их о том, что сказал голос, а им следовало хранить тайну.

Нынешний обычай проводить медовый месяц в Брайтоне, Швейцарии или Рамсгите – в зависимости от предпочтений и толщины кошелька – кажется мне подражанием той ночи в храме перед алтарем забытого божества. Молодые вступают в брак, мы желаем им счастья и осыпаем рисом, и вот уже жених и невеста машут нам из окна коляски. Мы отправляемся по своим делам и спустя некоторое время снова встречаем молодоженов. Их лица осунулись и погрустнели, и нас мучает вопрос: о чем вещало им божество в те дни, когда они выпадали из поля нашего зрения? Увы, спрашивать не принято, да они бы и не признались.

Рассмеявшись, моя приятельница отошла от окна и заняла место за чайным столиком. Гости продолжили разговор о пьесах, картинах и общих знакомых.

Впрочем, с каким бы пиететом я ни относился к мнению уважаемой приятельницы, не стоит воспринимать ее слова слишком буквально.

Женщинам свойственно смотреть на жизнь с чрезмерной серьезностью – бог знает почему.

Джек и Джил [16] кубарем катятся с холма, набивая шишки и сдирая колени, расплескивая воду, которую набрали с таким трудом.

– Хватит реветь, что за ребячество, – одергиваем их мы, взрослые, привыкшие смотреть на жизнь философски. – Берите ведерки – и вперед!

Маленький Джек и маленькая Джилл, потирая заплаканные глаза и ободранные коленки, снова лезут в горку.

– Глупышки, – беззлобно смеемся мы им вслед, – нашли из-за чего расстраиваться. Учитесь терпеть. Подумаешь, расшибли лоб. От этой малышни столько гвалту!

Но когда мы – повзрослевший седоусый Джек и Джилл с мелкими морщинками вокруг глаз – летим с холма, проливая воду, – вот где трагедия. Солнце меркнет на небе, реки текут вспять. Мистер Джек и миссис Джилл скатились с холма – одному Богу известно, что они там делали. Камешек попал под ногу – происки темных сил, не иначе! Мистер Джек и миссис Джилл расшибли лбы, разбили свои маленькие сердца и теперь стоят, недоумевая, отчего мир не рухнул при виде их драмы.

Перестаньте, Джек и Джилл, ваши терзания не стоят выеденного яйца. Придется вам снова подняться на холм и наполнить ведро. В следующий раз будете смотреть под ноги.

Наш мир состоит из смеха и слез, поцелуев и прощаний. Относитесь к нему проще, ведь в целом жизнь – приятная штука.

Смелее, приятель, военная кампания – не только барабаны, флейты и прощальный кубок. Когда-нибудь передышка заканчивается, и снова марш, снова бой. Бивуак посреди виноградника, веселые ночи у лагерного костра, нежные ручки приветственно машут вслед, ясные глаза туманятся слезами. Тебя пугает музыка битвы? Вперед: одним медаль, другим – скальпель хирурга, и всем нам, рано или поздно, шесть футов сырой земли. Чего бояться? Смелее, приятель!

Можно прожить жизнь с сытым равнодушием аллигатора, можно – с обостренной чувствительностью серны.

Мой философствующий друг, не стоит утешать отца над гробом сына, разглагольствуя о том, что ничего нельзя изменить, ибо это утверждение не совсем верно: изменился сам отец. Солдату с пулей в шее никогда не стать прежним. Он смеется, пьет вино, скачет на лошади, но вечерами, когда меняется погода, боль одерживает верх, и вы находите его на диване в темном углу.

– Что с тобой, дружище?

– Ничего страшного, старая рана, почти прошло.

Тихо закройте дверь. Дайте ему побыть одному. Еще в этом сезоне он вернется в свой гольф-клуб, вы с готовностью дадите ему десять очков форы, и вскоре он обретет былую форму. Однако всякий раз – встречая сыновей своих приятелей; слушая Брауна, когда тот, захлебываясь от восторга, станет хвастать крестом, который заслужил его шалопай Джим; поздравляя со сдачей экзамена старшего сына Джонса, – он будет терзаться болью. Постепенно боль утихнет, и он снова научится смеяться чужим историям и рассказывать свои, с аппетитом обедать и раскладывать пасьянс. В конце концов раны затягиваются.

Смиритесь с тем, что Томми никогда вам не достанется, а Дженни ни за что вас не полюбит. Не хватает на бордо – пейте пиво. Довольствуйтесь тем, что есть. Стоит ли сетовать на судьбу? Сколько можно рыдать и заламывать руки? Скоро придут Смиты, и мы славно поболтаем о последних спектаклях и выставках. Где одеколон? Где щипцы для завивки? Мы же не собираемся сводить счеты с жизнью прямо сейчас! Банановая кожура или засорившаяся каминная труба – рано или поздно судьба сама избавит нас от хлопот.