Дотянуться до моря

И совершенно не факт, что мы с Ивой, даже столь часто общаясь, стали бы любовниками, если бы у них с мужем все было нормально. Но после выхода из СИЗО у Аббаса конкретно «крыша поехала», мужик задурил, сначала вроде бы ударился в религию, но потом, по образному Ивиному выражению, «религия вся в конец вылезла», как в прямом смысле — в возрасте под сорок Аббас «обрезался», — так и в переносном. Бездельничающий, неделями прохлаждающийся на даче Аббас нашел где-то в Серпухове тетку — мусульманку, не то татарку, не то узбечку по имени Зубейда, как утверждала Ива «черную и страшную, как Баба-Яга», да еще и старше его лет на десять. Причем отношений с ней Аббас от жены не скрывал, утверждая, что построены они исключительно на внезапно возникшем у него после тюрьмы тяге к изучению ислама. «Ты ведь не можешь удовлетворить мои потребности в этой области?» — спрашивал он жену. Ива отвечала, что в любую минуту готова удовлетворить любые потребности мужа хоть в области, хоть в Москве, хоть в любой точке необъятной нашей родины, были бы эти самые потребности. Мы ржали над этими Ивиными «чуть ниже пояса» рассказами, но не заметить, что она очень болезненно ревнует мужа к «Бабе-Яге», было невозможно. Закончилось все тем, что в очередную пятницу приехав на дачу, Ива не смогла лечь с мужем в одну постель, потому что от того «перло чужой потной бабой». Тот особо факт супружеской измены и не отрицал, сказав лишь, что случилось это в порыве религиозного экстаза и добавил, что истинному мусульманину Шариат позволяет иметь четыре жены. Ива в ответ влепила мужу пощечину. Аббас очень серьезно заявил, что истинный мусульманин не может позволить себе жить с женщиной, которая осмелилась поднять на мужа руку. Он встал и торжественно три раза произнес: «Ты мне не жена!», объяснив, что это «талак» — развод, и что они теперь не супруги. После чего сел в машину и уехал. Ива, забрав Дашку, пешком ушла с дачи. Неся уже немаленькую дочь на руках, она по ночи прошла восемь километров до станции и едва дождалась первой электрички в открытом павильоне на платформе. «Так что, со мной развелись, — грустно усмехаясь, рассказывала Ива. — По всей шариатской форме. Подскажи, мне плакать или смеяться?» Это было месяц, наверное, или чуть больше до закончившихся диванными полежалками наших кухонных посиделок на проезде Шокальского. А много позже, когда во время одного из неизбежных между соитиями разговоров как-то сама собой затронулась тема адюльтера и обоюдной за него ответственности участников, Ива, с хитрой улыбочкой промурлыкала: «Ко мне какие претензии — я тогда вообще разведенка была!» Сейчас — я знал — Ива улыбнулась, вспомнив этот их с мужем первый развод и тот наш разговор.

— Да, наверное, десятка полтора было, — ответила Ива, — я со счета давно сбилась. Но сейчас он сказал, что все не как раньше, что это не «талак» какой-нибудь, а гражданский развод, «серьезно и по-настоящему».

— У-у! — протянул я. — Звучит грозно. Сама-то веришь?

— Да давно уже к этому шло, — собрав поднятыми бровями в мелкое гофре загорелую кожу на лбу и сосредоточенно оценивая подушечкой левого безымянного пальца остроту зубьев вилки, ответила она. — Похоже, придется поверить.

— Ну да, двенадцать лет как минимум, — усмехнулся я, снова вспомнив их первый «талак» и то, что за этим последовало. — Если сравнить разводную составляющую ваших с Абиком матримониальных отношений со стадиями болезни, то она давно уже перешла в хроническую. Но вялотекущий хронический процесс, как правило, причиной смерти не бывает. Больной умирает от обострения заболевания, понимаешь? (Ива стремительно зыркнула на меня глазами, — мол, понимаю, не дура). Развод для вас — привычное, хроническое состояние. Если вы уже столько лет «с понтом» разводитесь, если давно к этому идет, как ты говоришь, то почему бы ему не «идти к этому» еще годик? Или три, или пять? Почему сейчас? Что случилось?

Евины губы поджались характерной «подковкой» в выражении, означающем что-то вроде «черт его знает».

— С одной стороны, ничего, вроде, не случилось, все по-прежнему, — через пару секунд перешла на вербальное общение она. — А с другой… После тюряги на чердаке у него конкретно засвистело, ты же знаешь…

— Ну, да, знаю, — встрял я, — не новость. «Сильно» не новость, я бы сказал.

— Да, не новость, — согласилась Ива, только быстрым недовольным движением бровей вниз отреагировав на то, что ее перебили. — Но с годами это все как-то углублялось, потихонечку, незаметно даже для меня самой.

Она замолчала, глядя в одну точку и сжав в узкую полоску губы.

— Ну, а в чем это проявляется? — осторожно потормошил ее я. — Ты имеешь в виду мусульманство это его?