Дотянуться до моря

Родители отца Аббаса Мераша Фирузовича (все звали его Михаилом Федоровичем, а в семье — просто Мишей) были из Ирана, и жили на территории, на которую Советский Союз совместно с Великобританией в августе 1941 года ввел войска для обеспечения безопасности своих южных границ от действий Германии, с которой у тогдашнего Иранского монарха Реза-шаха сложились слишком уж близкие отношения. Когда в 1946-м советские войска под давлением бывших слюзников были вынуждены уйти, с ними ушло и какое-то количество местного населения с временно оккупированной территории, в основном придерживающиеся суннитского направления в исламе. Среди них была и семья отца Мераша. Вместе с группой иммигрантов человек в 70 недалеко от аула Эльбурган в Карачаево-Черкессии, населенном в основном абазинами — представителями маленького кавказского народа из абхазо-адыгейской группы, они обосновали хутор. Отец Мераша женился на местной красавицей-абазинке, и в 1947 году у них родился сын. Мальчик рос очень способным, и как лучший ученик был направлен в десятилетку в Черкесск, которую закончил с серебряной медалью. Это давало право поступления в любой ВУЗ страны без экзаменов. Еще в школьном химическом кружке увлекшийся вопросами нефтепереаботки, Мераш выбрал «Керосинку» имени Губкина, и в 1955 году приехал в Москву. Тогда была установка — представителей малых народов «проталкивать», и Мераш Эскеров, у которого в паспорте стояло «абазинец», стремительно понесся по карьерной лестнице. Комсорг группы, курса, факультета, на 5-м курсе — кандидат в члены КПСС, Мераш после защиты диплома получил распределение на Капотнинский НПЗ и проработал там всю жизнь. А незадолго до распределения он познакомился с милой и умной русской девушкой Софьей Колосовой, влюбился в нее по уши, и в 1961-м они поженились. А через 4 года родился жизнерадостный мальчик, по настоянию отца названный Аббасом, которого по этому его слишком уж серьезному имени (в переводе — «суровый», «грозный», к тому же — имя дяди пророка Мухаммеда) никто и никогда не называл, а все звали просто Абиком.

— Ну да, это то, что Абик обычно о своем происхождении рассказывает, — задумчиво протянула Ива. — Выжимка, резюме. Я думала, может, когда вы были в более близких отношениях, он для тебя эти рамки расширил.

— Нет, видимо, не счел нужным, — ответил я.

— Но то, что у него есть брат, родившийся с ним в один день, ты ведь знаешь? — полуутвердительно спросила Ива.

— В один день? — удивленно переспросил я. — Близнец, что ли?

— Да нет, не близнец, — мотнула головой Ива. — Строго говоря, даже не брат, а дядя троюродный.

— Как дядя? — наморщил лоб я. — Тогда почему брат? Ничего не понимаю.

— Ну, это вообще достаточно запутанная история, — всплеснула руками Ива. — У них это что-то вроде семейной тайны, все люди делятся на тех, кто знает, и кто нет. Я была уверена, что ты знаешь.

С самым безразличным видом я отрицательно покрутил головой. На самом деле я был уязвлен, хотя речь шла о временах давно минувших. Это сейчас Абик для меня был просто мужем Ивы, о котором у нас с ней, хочешь-не хочешь, иногда (вот как сейчас) заходил разговор — то есть, в общем-то, никем. Но было время, когда, как сказала Ива, у нас были «более близкие отношения», гораздо более близкие. По сути, Абик был моей «правой рукой» в бизнесе, я даже хотел сделать его партнером, и только отказ моего тогдашнего компаньона Качугина помешал мне сделать это. Вне работы мы семьями бывали друг у друга в гостях, а наши жены с детьми вместе ездили за границу отдыхать. Когда жен не было рядом, мы вместе проигрывали честно заработанные деньги в казино и «шалили» в саунах с девками. Мы были — соратники? Товарищи? Приятели? Дружки? Все это и, возможно, больше. И в тот период я, думаю, имел полное право рассчитывать на гораздо большее, чем на доверительную откровенность касательно его генеалогии. Но в этом весь этот человек: если ты к нему душой нараспашку, он сделает вид, что тоже, на самом деле оставаясь, как за закрытой дверью, за створками своей раковины, посмеиваясь над твоей неумной открытостью. «Открытое лицо удобно для удара в челюсть». К счастью, Ива движения моей души не уловила.

— А почему тайна? — заставил себя собраться с мыслями я. — Что в этом такого, что у человека есть родившийся с ним в один день дядя? Даже если бы это был брат-близнец! Тоже мне, Железная маска…

Ива расхохоталась так громко, что официант, пролетавший мимо в нескольких рядах от нас, совершив немыслимый оверштаг, бросился к ней, как синий кит на далекий зов самки. «More white wine, — аристократическим движением кисти развернула его обратно Ива. — Ice cold».

— Мне когда рассказали, у меня тоже ассоциации с Дюма возникли, — отсмеявшись, сказала Ива, вытирая кончиком мизинцевого ногтя уголки глаз. — А знаешь, что сказал на это Миша? «Э-э, какая-такой железный маска? Вратарь?»

Посмеялись, теперь уже вместе.