Дотянуться до моря

Он произнес это таким тоном, что стало предельно ясно — он не шутит. Холодок пополз у меня между лопатками, и я с трудом заставил себя вдругорядь ответить: «Нет». Эхо этого слова еще висело в комнате, а Аббас уже кинулся на меня.

От того, чтобы уже после первого же выпада Аббаса не быть нанизанным на кинжал, как бабочка на иголку энтомолога, или как кусок сочного шашлыка на шампур, меня спасло то, что в свое время при выборе, полированную или матовую плитку класть на пол в прихожей, я предпочел первую. Подошва Аббасова ботинка на толчковой ноге проскользнула, и его бросок не получился таким стремительным, как мог бы. Я успел отскочить, но Аббас махнул кинжалом в мою сторону и все равно достал мое правое предплечье. Рубашка и кожа лопнули одновременно, как под бритвой. Заалела кровь, но было ясно, что разрез неглубокий. Аббас развернулся в мою сторону и снова бросился вперед.

Я забежал за кресло и толкнул его навстречу нападавшему, — тот споткнулся об него, с грохотом перевернул и полетел кувырком. Наверное, в этот момент надо было нападать, прыгать, обрушиваться на противника все массой тела, но в хаотичном падении было непонятно, где оружие, и рисковать получить удар с неотразимой дистанции я не стал. И правильно, потому что Аббас контролировал ситуацию. В тот момент, когда я, обегая его по дуге, на секунду повернулся к нему боком, Аббас, еще стоя после падения на четвереньках, внезапно вытянулся в струнку и самым острием достал мою левую ногу чуть выше коленного сгиба. В прямом смысле как ужаленный, я огромным скачком переместился на безопасное расстояние и осмотрел рану — укол получился, вроде бы, неглубокий, но на штанине сразу начало расплываться бурое пятно. Аббас выбрался из-под кресла и встал напротив меня с кинжалом наперевес. Его перекошенное лицо удивительно напоминало сейчас маску Зер Калалуша из трипа — налитые глаза, раздутые ноздри, хищно-алые губы — а нацеленный на меня кинжал размером был немногим меньше катаны. Я осмотрел себя — прошло не больше минуты боя, а я был уже дважды ранен. Похоже, шансов у меня было немного. C громким криком «А-а-а-а!!!» Аббас кинулся на меня.

Дальше все было, как в замедленном кино, или как во сне. Мне даже увернуться было некуда, слева стоял стол, справа — перевернутое кресло. Аббас с кинжалом наперевес несся на меня, как бык на тореадора. В последнюю секунду перед тем, как быть насаженным на его кинжал, я сунул руку в карман и кистевым броском швырнул ключи ему в лицо. Увернуться он не успел, и связка попала ему в переносицу. Голова Аббаса дернулась, ключи, звеня, подпрыгнули вверх. Его рука с кинжалом, нацеленным мне в грудь, продолжала стремительно двигаться вперед, но глазами нападающий следил уже не за моими передвижениями, а за парящей воздухе связкой ключей. Я увернулся от смертоносного острия и двумя руками схватил запястье Аббаса в ту же секунду, когда другой рукой он поймал ключи. Дальше все было просто до инстинктивности: я разворачиваюсь вокруг своей оси на сто восемьдесят градусов, закручивая кисть Аббаса с зажатым в ней кинжалом за собой. Аббас, уже понимая, что сейчас произойдет, бьет меня правой рукой по затылку. Удар колоколом ухает в моей голове, но сознания я не теряю. Поворот еще на девяносто градусов — Аббас бьет мне кулаком в левый висок — в кулаке зажаты ключи, и попади он по тонкой височной кости, думаю, была бы амба. Но он промахивается, и кольцом от ключей только рассаживает мне бровь. Я заканчиваю движение, доворачивая левую кисть Аббаса, и кинжал, по касательной разрезав мне рубашку, вонзается Аббасу точно под нижнее ребро. Но Аббас сопротивляется, и острие входит неглубоко, на сантиметр или два. Это не смертельно, но тут, не устояв против центровращательной силы, мы падаем на пол. Я падаю сверху, всей массой своего тела наваливаясь на рукоятку кинжала. Лезвие с отвратительным скрипом входит в тело Аббаса, пронзает насквозь и, выйдя у него из спины, глухо втыкается в паркет в то мгновение, когда наши с ним тела тоже достигают пола. Я успеваю подумать, что по правилам дзю-до за такой бросок точно дали бы «вазари» — полпобеды, а с учетом того, что соперник намертво пригвозжен к паркету пятьюдесятью сантиметрами дамасской стали, это — «иппон», чистая победа. Не снимая усилия с рукояти кинжала, я посмотрел Аббасу в глаза. Они смеялись.

— Думаю, ты мог бы слезть с меня, шеф, — сказал Аббас, как ни в чем не бывало, растягивая губы в улыбке. — Сдается мне, я уже никуда не денусь.