Дотянуться до небес

По лицу дознавательницы ручьем бежали капли пота, женщина была уже и сама не рада, что сообщила столь дурную весть.

- Ваше высочество… - несмело начала женщина. - Нам действительно нужно сажать принца в карцер с этими, простите за выражение, «свиньями»?

- Ты что, совсем больная? Не дай бог на твоей помойке с него хоть один волос упадет, я с тебя, твоей канцелярии и всех, кто с ней связан, кожу живьем спущу, ты это поняла?! – в голосе императрицы проступили нотки хрипоты, ещё немного и связки бы надорвались.

- П-простите, просто я не понимаю, что нам делать с молодым господином? – опустив голову, произнесла дознаватель.

- Найдите камеру почище и киньте тех, кого уже успели проверить менталисты. И передайте Катарине и Зоре, что с этого момента они лично предо мной будут отвечать за состояние мальчика.

- Но позвольте, как они должны будут обеспечить его сохранность, когда их будут разделять стены и решетка? – ещё более удивленно спросила женщина.

- Сейчас, к примеру, я прикажу тебя казнить, а твою голову насадить на пику, после чего кто-то более сообразительный и решит, как ему поступить, такой вариант тебя устраивает? – глаза Ламии в очередной раз налились кровью, заставив собеседницу покорно пасть на колени с тысячами извинений.

- Я всё сделаю, госпожа, можете не волноваться, всё будет, как вы и велели! – чуть ли не ползком выбираясь из имперских покоев, причитала дознаватель.

- К чему было всё это, почему ты так борешься за них? Что они смогли дать тебе, сделать для тебя то, что не смогла я. Не понимаю… - рухнув на кровать и укутавшись с головой в одеяло, произнесла Ламия прежде, чем скупая слеза, скатившись по щеке, коснулась её губ. Давно она не лила этих солёных слёз, с тех самых пор, когда их мать и позапрошлая императрица Ламелия покинула мир живых, предоставив глупых дочерей самим себе.

Сквозь голые каменные стены, закопченные и пропахшие копотью и человеческим зловонием, в камеру неспешно вели Олега. Мужчина прибывал в полном отсутствии духа. Он беспокоился за этих ни в чем не повинных учениц. Беспокоился за Хельгу. Он явно перегнул палку, вынудив Ламию при своем человеке наказать зазнавшегося юнца, ведь если бы он смог сдержать свою гордыню, как и длинный язык за зубами, быть может, ему всё же удалось бы вызволить девчат из заточения, пусть не сразу, но спасти. Однако вместо этого он лично и собственными руками подписал приговор им, и обрек на незавидную участь себя.

- Если умру, может, в следующей жизни повезет, появлюсь простым трудягой, или, что лучше, вовсе сгину, – опустив голову, вслух произнес Олег.

- Будет вам, господин Жак, – услышав разглагольствования парня, произнесла одна из конвоирш. – Как можно убить такого красавца, я уверена, госпожа Ламия никогда на такое не пойдет. Да и приспешница церкви Лолита не позволит.

- Мне бы ваш оптимизм.

- Мужчин мало, а их убийство тяжкий грех, что не смоет ни одна церковница ни за какие деньги. Уж поверьте. Не знаю, как там у «Речников», но у нас такие порядки. Да и вообще, я не знаю, что у вас приключилось с госпожой и знать не желаю, но надеюсь, что всё это не из-за ревности. Ведь не бывает в миру мужских измен, женские бывают – когда ненасытные плутовки на чужое зарятся, а мужских быть никак не может, не просто так ведь богини земли и неба сотворяют их для нас в столь малом количестве, чтоб женщины без плода и семьи по земле ходили, – гордо заявила одна из стражниц, заслужив одобрительный кивок от своей коллеги.

- Верно говоришь, подруга, коль по согласию мужскому, то всё чин по чину, ну а коль силой, за такое хворосту не жалко, – сплюнув на землю, добавила вторая.

Девушки, шедшие впереди Олега, и представить не могли, сколько бы за ними ухажёров бегало, попади они в мир Олега. Под их яркими плащами виднелась стройная фигура, в купе с их ростом и нагрудником, демонстрирующим внушительный размер груди, спрятанный под жестянкой, они бы стали предметом поклонения и обожания. По крайней мере, так думал он.

Глава 40

Звучно потрескивающие в печи бревна из ольхи и ели грозно разбрасывались мелкими искорками.

Не в силах протопить единственной печкой огромные хоромы, служанка судорожно закидывала в топку полено за поленом в надежде на тёплое чудо, вера в которое с каждым часом становилось всё меньше и меньше.

- Слава богине, я уж начал переживать, что вы, госпожа Брунхильда, больше никогда не откроете своих глаз, – взяв девушку за руку, с облегчением произнес пастырь.

Оглядев место, в котором она очутилась, девушка, ощутив дубак, царивший в комнате, поежилась, натянув тёплое одеяло по самые ноздри.

- Брррр, в аду врятли было бы так холодно, да и девственников, на сколько я помню, там не водится, – попыталась в собственной манере съязвить охотница. Осознав, что опасность, как и та битва, остались позади.

- Уже шутите, это хорошо. Рад, что вы пошли на поправку, – взяв у одной из подошедших служанок маленький чайничек и кипяток, произнес парень.

- Это ещё что? – видя неизвестное снадобье, спросила Брун.