Дотянуться до звёзд

Мы провели весь день в палате папы, в основном держали его за руку, пока он спал. Он не мог говорить из-за вставленной в горло дыхательной трубки. Так много трубок: в его груди, на шее, в животе, плюс капельница, соединенная с его рукой, и пульсоксиметр на пальце. Из-под больничной пижамы выглядывала тонкая белая повязка – она закрывала шов, ведь отцу вскрывали грудную клетку.

Пока он спал, мама вышивала, а Трэвис сидел на подоконнике и что-то смотрел в мобильном. Я сидела на одном из стульев рядом с кроватью отца, и глаза мои сами собой закрывались. Я не спала уже больше суток, и от усталости мысли путались.

Перед глазами возникали какие-то образы, пока наконец я не оказалась в объятиях Коннора и не заглянула в его зеленые глаза.

– Я так много хочу тебе сказать, – проговорил он.

– Так скажи, – прошептала я.

Вместо этого он наклонился и поцеловал меня. Меня охватило желание, внизу живота стало горячо, кровь закипела в жилах. Я прижалась к нему и поцеловала в ответ, широко открывая рот, чтобы взять все, что он мог мне дать. Мы целовались, пока у меня совершенно не перехватило дыхание, и тогда я отстранилась.

На меня смотрели сине-зеленые глаза, подобные океанским глубинам.

Уэстон обнимал меня, его тело прижималось к моему. Он сжал мое лицо в ладонях, погладил большими пальцами щеки, и то, как он на меня смотрел…

Никогда еще мною так не восхищались.

– Я так много хочу тебе сказать, – проговорил он.

– Так скажи, – прошептала я.

Он уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но потом поднял голову и посмотрел куда-то поверх моего плеча.

– Пора уходить.

– Что? Нет…

– Отем? Пора идти.

Я проснулась как от толчка: и действительно, брат тряс меня за плечо.

– Что…

– Нас выгоняют.

Я заморгала спросонья и огляделась, еще не придя в себя ото сна. Я все еще чувствовала прикосновение губ Коннора. Или Уэстона? Оба поцелуя казались такими реальными. Поцелуй Коннора я ощущала губами и телом, в то время как поцелуй Уэстона я чувствовала где-то глубоко внутри себя…

Я стряхнула с себя сонливость и наклонилась поцеловать отца в щеку.

– Пока, папа, – прошептала я. – Спи спокойно. Мы вернемся утром.

В Небраску я прилетела в чем была, без багажа, так что Трэвис отвел меня в Уол-Март, где я купила себе зубную щетку, пасту, расческу и нижнее белье. Еще мы купили жареного цыпленка в «Барбекю Салли» и привезли его домой.

Дом.

Большой ветхий деревенский дом со старыми обоями и скрипящими половицами. В кухне пахло деревом и маминой стряпней.

Из хлева доносились писк цыплят и низкое мычание коров. Когда мы подъехали, солнце уже опускалось за широкие поля и небо над горизонтом окрасилось в золотой и лавандовый цвета.

Я понимала, почему брат хочет прожить здесь всю жизнь. Я тоже любила это место, но всегда, с самого раннего детства, знала, что не останусь здесь навсегда. Однажды я уеду, но в один прекрасный день вернусь вместе с человеком, за которого выйду замуж, и покажу ему закат над нашей фермой. Мне хотелось поделиться с ним этим местом, в котором я родилась, а еще хотелось увидеть место, в котором родился он. Его дом. Потом мы бы снова уехали, чтобы найти свое собственное место.

После ужина я закрылась в своей комнате; стены в ней были оклеены обоями с рисунком из колокольчиков, и на них до сих пор висели постеры фильмов «Мулен Руж» и «Гордость и предубеждение» с Кирой Найтли в главной роли. В старом шкафу до сих пор лежали мои старые вещи. Я приняла душ и надела свою старую пижаму, завернулась в один из связанных мамой пледов и села на установленные на крыльце качели – смотреть, как на небе загораются звезды.

Около девяти часов я открыла мобильный и перечитала сообщения, которые вчера ночью прислал мне Коннор. Улыбнувшись, я нажала на кнопку вызова. Через три гудка он ответил.

– Привет, – прозвучал в трубке низкий голос Коннора.

– Привет, – сказала я. – Ты занят?

– Нет, просто сижу дома. Как твой папа?

– Хорошо. Он перенес операцию и открыл глаза. – У меня по щекам уже текли слезы. – Спасибо тебе большое.

– Это ерунда.

– Это не ерунда, – проговорила я срывающимся голосом.

– Не плачь. Это мелочь.

– Для меня, – ответила я, вытирая глаза рукавом пижамы, – это очень важно.

Повисло короткое молчание.

– Ладно… – Я сжала губы. – Думаю, это все, что я хотела тебе сказать.

В трубке раздались какие-то приглушенные голоса и шарканье, потом Коннор сказал:

– Отем, можешь подождать секунду? Просто дай мне одну секунду.

– О, конечно.

Опять какая-то возня, мне показалось, что кто-то выругался, потом Коннор снова заговорил, его голос звучал приглушенно и хрипло:

– Привет. Извини. Я просто… собирался с мыслями. Длинный выдался день.

– Ты что, простудился?

– Х-м-м?

– Твой голос звучит как-то хрипло.

– Ага, в горле немного першит. – Он покашлял. – Просто с ума схожу. И приходится говорить тише, Уэс спит.

– Ой, я совсем забыла, у него же сегодня утром были соревнования, – спохватилась я. – Как он выступил?