Дотла (СИ)

Ньют не отвечает. Лишь задумчиво вертит в руках банку. Его длинные пальцы плотно обхватывают стекло. Минхо такой. Был таким с самого первого дня знакомства. Все еще до сих пор кажется чертовым невыносимым шенком. Но уже родным. И его хрюканье, и бульканье смеха в глотке, и этот прищур глаз, и дружеские подзатыльники. Ньют вот-вот готов улыбнуться, но мысли перевешивают. Он все сидит и думает, в чем же его беда. То ли в анализе, то ли в желании знать, то ли в снах.

Ему часто приходят сновидения. Лежа здесь, под открытым небом, завернутый в спальник, вперивая взгляд в мигающие звезды, ведя рукой созвездия. И откуда он их только знает? Он видит цветные картинки, иногда черно-белые. Они являются размытыми образами, неясными, нечеткими, но он всегда выхватывает одно лицо. Женское. Сначала это девочка, курносая, с неправильным прикусом и россыпью маленьких точек на щеках. Волосы у нее светлые и всегда заплетены в косу. Потом эта девочка становится старше, черты ее лица преображаются, взгляд каре-зеленых глаз становится зрелее. В его ушах часто звучит ее смех, а ее светлые локоны волнами спадают на спину. Девочка красива простой, бесхитростной красотой. Она всегда хватает его за руки. И он чувствует, как прикосновения ее тонких пальцев горят на его коже. Иногда она обнимает его во снах, прижимается тонким телом, утыкается носом куда-то в сгиб его шеи. И он ощущает теплое дыхание на своей коже. У нее большие глаза. И влажные. Когда Ньют просыпается, сердце его колотится, заходится в ударах. Светловолосая девушка из снов слишком реальна.

- Ты невыносимый.

- Но я тебе нравлюсь.

Соня закатывает глаза, туда, к самому потолку, совершает этот невообразимый жест, вытягивая свою длинную шею.

- Невыносимый.

- Знаю.

И улыбка по губам. Они смотрятся друг на друга и улыбаются еще шире.

Она распахивает глаза, но не видит ничего, кроме черноты. Темень такая сильная, словно впаялась в ее зрачки, слилась с радужкой. Девушка моргает, но свет не приходит. Лишь гул и грохот нарастают в ушах. Спину холодит металл, кусает лопатки и позвоночник. Она лежит. В пустоте, в неизвестности, с совершенно полой головой. Нет ничего. Даже образов и картинок, даже осознания самой себя. В мозгу формируются лишь четыре буквы. Соня. Странное имя. Ее ли? Но собственная безымянность не так пугает, как рокот вокруг, как шум, а потом хлынувший свет. Нет памяти, нет знания, есть лишь имя. Ей не хочется вставать на ноги, хочется притвориться мертвой, падалью. Но ее тормошат чьи-то руки. Женские, насколько она может судить. И приходится возвращаться в мир.

Соня ни с кем не говорит. Ходит по поляне, выполняет рутинную работу и ни с кем не общается. Ладони ее все забинтованы, еще кровоточат. Цветные пятна расплываются на белой марле. Красивый цветок, жестокий цветок. Она заплетает свои волосы в косу, пряди выбиваются из бесхитростной прически, падают на глаза. Девушка лишь морщит нос.

— О! Долбанутая! — Соня поднимает взгляд. — Ладошки все еще бо-бо?

Стоящая напротив девица упирает руки в бока. Соня старается смотреть на нее с бесстрастным выражением лица. Бет ненормальная. И она почему-то не любит Соню. Грозится выдрать все волосы, исполосовать лицо. Соню не пугает Лабиринт, гриверы и все это место так, как Бет. Бет высокая и сильная, мясистая. Они подрались как-то. Соня думала, что лишится нескольких пальцев.

— Отвали, — цедит девушка сквозь зубы.

— Что ты сказала?

— Бет, развернулась и ушла!

Соня и Бет синхронно поворачивают головы. У Харриет бритый череп и перекинутое через плечо мачете, с которого капает кровь. Свинью резала, то-то вопли стояли на всю поляну.

— Живо!

Бет кривится, кидает на Соню убийственный взгляд и уходит, забирая с собой своих прихвостней.

— Ну что ты за девица, а? — Харриет падает рядом. — Вечно наживаешь беду на свою голову.

— Она меня ненавидит, — жмет плечами Соня.

— Знаю. Бет всех ненавидит.

Харриет знает, что Соня не боится. Эта светловолосая девушка с каре-зелеными глазами кажется ей странной, будто несколько не от мира сего. Она любит одиночество и с огромным любопытством изучает каменные стены. Она интересуется Лабиринтом и откуда-то умеет держать оружие в руках. Харриет не предлагает ей быть Бегуном. Незачем. Соня слишком любопытная. И проблемная. Белая ворона, и не только по цвету волос. У нее часто бывает мечтательный взгляд и сосредоточенно закушенная губа. Она может ночами гулять по поляне, обходить стены по периметру, касаясь их шероховатой поверхности пальцами. Звуки, издаваемые монстрами, расхаживающими по Лабиринту, ее не пугают. Она как-то говорит Харриет, что у гриверов есть свой, особый язык. Они будто песни поют. Мулатка сводит брови.

— Ты чокнутая.

А Соня не отрицает. Харриет почти привыкает к ней такой. Руки у нее ладные, правильные. Она умная и сообразительная. И впервые за долгое время Харриет понимает, что ей легко. У Сони светлая улыбка и совсем нет страха.

— Ты действительно не боишься?

Девушка лишь вопросительно смотрит на подругу.

— Лабиринта? Всего этого? — и обводит рукой поляну, где копошатся другие девчонки.