Дотла (СИ)

У Харриет обеспокоенные глаза и глубокая морщина меж бровей. Соня потеряла слишком много крови. У нее горит лоб, грудь опадает и вздымается так тревожно. Ладони Ньюта покрываются холодным потом. И горло ему спирает дикое чувство. Он не хочет потерять ту, что только что обрел. У Харриет подкашиваются ноги, и она оседает на пол, привалившись к стене. И голова у нее тяжелая. Минхо сидит рядом, чешет нос и трет шею, весь взмыленный, потный и грязный. Девичья голова клонится на его плечо. Юноша не возражает. Лишь как-то криво улыбается да чуть опускает плечо, чтобы девушке было удобнее. Ньюта эта картина забавляет. Он окидывает взглядом помещение берга, в которое их засунули. Все еле живые, еще тяжело дышащие, раненые. Вот же чертова жизнь. И когда это все только кончится? Соня слабо шевелится, все еще находясь в забытьи. На грани жизни и смерти. И он сжимает ее тонкие пальцы. Эта девочка ему важна. Он чувствует это, знает, повторяет сам себе и так отчаянно хочет вспомнить, что же их связывает. Жаждет это всеми фибрами души. Но Ньют не помнит.

ПОРОК лишает его Сони во второй раз, когда они прибывают на базу. У парня голова, налитая свинцом, уставшие глаза, напряженные под кожей мышцы. Еще чуть-чуть — сознание покинет и Ньюта. И он проваливается в черноту: просто запинается о какой-то порог, ощущает звенящую боль во всем теле и соскальзывает куда-то вниз. Юноша приходит в себя в абсолютной темноте. Тьма такая, что не видно ничего. Ньют пытается разглядеть хоть что-то, но орган зрения отказал. Слишком темно. Парень чувствует, что лежит на чем-то твердом и холодном — его лопатки врезаются в камень. Он ощущает на своем теле грязь двухнедельного перехода по Топке, чувствует скатавшуюся кровь на коже, на самой шее, на руках, ладонях, плечах и спине. От него разит немытым телом. Запах этот жуткий. Ньют хмурится, пытается пошевелиться, но мышцы натужно звенят. И тогда юноша снова проваливается в темноту.

Второй раз он приходит в себя от яркого света. Электрические лампочки бьют прямо в глаза. Ньюта ослепляет. Он садится, сгибает здоровую ногу в колене и пытается осмотреть помещение. Глаза долго привыкают к свету, а потом юноша различает очертания четырех стен. И больше ничего. Он находится в каменном помещении, в котором нет ни окон, ни дверей, ничего. Только камень и он сам. Ньют ведет головой, чертыхается сквозь зубы. Что за плюк, мать вашу? Где все его друзья? Где Соня? Сердце у него екает. Девушка ведь ранена была. Что, если… Мысль Ньют не заканчивает, бьет кулаком по стене, с таким остервенением, такой злостью. Он стягивает порванную робу, грязную, измочаленную солнцем, ветром и бойней. Холодный камень охлаждает кожу спины. И Ньют сидит, вытянув ноги, чуть запрокинув голову и закрыв глаза.

Свет в комнате гаснет через несколько часов. По крайней мере, так юноша думает. Помещение погружается в непроглядную, уже такую знакомую темноту. Вдруг противоположная стена вспыхивает. Чем-то ярким, слепящим глаза. Ньют подносит ладонь к лицу, щурится, пытается всмотреться. Экран. Длинный, словно вышедший из камня, большой, как в кинотеатре. Ньют уже не удивляется тому, что помнит то, чего не знает. Экран вспыхивает. Мигает некоторое время, проясняет изображение. А юноша замирает, чуть подается вперед. На его лице застывает волнительное выражение. Он чувствует, как внутри начинает поколачивать, драть внутренние органы. Ньют ощущает дикую злость, такую лютую ненависть к ПОРОКу и слабую надежду. Глупец. Какой глупец. Они ведь всего лишь играют с ним, так, в кошки мышки. Издеваются, глумятся. Показывают то, чего так отчаянно желает его сердце. Ньют понимает, что ему жжет глаза. Он закрывает их на слепое мгновение, делает несколько глубоких вдохов, а потом снова открывает, чтобы видеть эти картины, сменяющие одна другую.

Пленка похожа на старую, как в фильмах начала двадцатого века. Юноша знает откуда-то. Мелькают черные помехи, цвета приглушены, словно смотришь на старую фотографию, сделанную еще на те громоздкие фотоаппараты, которыми полнились улицы городов когда-то. Воспоминания обыденных вещей рождаются в сознании парня легко и просто, но это совсем не то, что его сейчас занимает. Важнее то, что он видит. То, во что так отчаянно хочет верить. Он видит зеленый луг, высокие кроны деревьев, обширную поляну, поросшую травой, расстеленное на ней одеяло, корзину фруктов. Он видит светлые волосы. Распущенные. Не заплетенные в привычную косу. Ветер подхватывает пряди, играет с ними, заставляя Соню каждый раз трясти головой, сгонять непослушные локоны. Ее фигура затянута в легкое платье. Она разваливается на одеяле, юбка ее задирается выше колен. На вид ей лет пятнадцать. Примерно столь же, сколько и было ему, когда он пришел в себя в том железном ящике, доставившем его в Лабиринт. Кожа у девушки белая. Верхняя пуговица на платье игриво расстегнута, обнажает яремную впадину. Соня ест яблоко, вонзает в него свои зубы, смеется время от времени и косит глаза.