Дотла (СИ)

Соня плачет на его груди. Чувство облегчения распирает ее грудную клетку. Она шумно дышит, прижимается так тесно. Ньют не хочет ее отпускать. ПОРОК издевается и глумится над ними. Сначала лишают памяти, лишают дружбы, лишают любви, потом занимаются моральными пытками, играми со смертью. Девушку от Ньюта отрывают с силой, говорят, что юноше необходимо привести себя в порядок, говорят, что у них будет время пообщаться. Соня лишь кивает и продолжает пальцами цепляться за крепкую руку. Лицо у нее все мокрое. Сердце колотится бешено. Она давно поняла, что они никогда не были чужими. Просто забыли о собственной близости по чьей-то злой прихоти. Это так жестоко, так несправедливо. Сопровождающие никак не могут расцепить ее фаланги, и тогда Ньют просит дать ему самому это сделать. Он подтягивает девушку к себе, гладит ее по голове. Он не знает, что с ней делали в третьей фазе, но он там явно был, иначе бы не было столь бурной эмоциональной реакции, такого дикого желания его не отпускать.

— Соня, — зовет он ее, — мне надо привести себя в порядок. Со мной ничего не случится. Я вернусь к тебе сразу.

— Только соври мне, — рычит она. — Только соври… — шипит так глухо и так слабо.

А у него сердце болит. Что с ней делали? И какую в этом роль играл он? Ньют не уверен, что хочет знать. Женская рука все-таки выпускает его запястье. Но он не врет. Через сорок минут его приводят в просторную комнату. Там большое окно. Во всю стену. Соня сидит на мягком диване и смотрит вперед. За окном море бьется о скалы. Природа грозная, лютая, лихая. Ньют садится рядом с девушкой. Она головы не поворачивает, но он чувствует, как губы ее подергиваются в слабой улыбке. Они знают, что им дано несколько дней покоя. Еще не все прошли третью фазу. Они — первые. Остальных иммунов еще испытывают.

— Расскажи, — просит Ньют.

И тогда Соня поворачивает голову. Она смотрит на него долгие секунды, ласкает взглядом его лицо, потом находит его руку, сплетает их пальцы. Крепко, надежно, верно. Юноша чувствует, как ей становится легче. И она говорит. Тогда Ньют узнает, что она была в такой же каменной комнате, как и он. Ей так же какой-то невидимый человек приносил еду утром. Ее так же будили электрическим светом. И показывали записанные на пленку видео. Первую видеозапись она описывает в точности. Поляна, яблоко в ее руках, его длинные волосы, их бег, поцелуи, улыбки и смех. Когда она говорит об этом, ее щеки алеют. Ньюту это нравится. Он протягивает руку и касается ее скулы костяшкой, проводит так ласково, что девушка замолкает на мгновение. Она не уверена, что хочет знать прошлое. Она всего лишь хочет, чтобы этот юноша был рядом.

Соня молчит долго. Мнется, кусает губы. Ньют думает о том насилии, что показывали ему. Он понимает, что это была фикция, суррогат, подделка. Соню никто и пальцем не тронул. Ее кожа чистая, белая, от нее пахнет свежестью и чем-то едва уловимым. Ньют понимает, что врали и ей. Показывали что-то столь жуткое с ним в главной роли, что ей страшно говорить.

— Тебя пытали, — все же произносит Соня.

Она говорит о раскаленных углях, о плавящемся железе, о лоскутах его свисающей кожи, о паленом мясе. Она говорит, и ее колотит. При каждом падающем слове, словно ударе топора. Ньют поспешно притягивает ее к себе. А Соня все шепчет о том, что ей снились эти картины. Его переломанные кости, обуглившаяся кожа, кровь. Он прижимает ее к своей груди, кладет подбородок на ее макушку, как всегда делал раньше — он уверен, что именно так и было.

— Как думаешь, — глухо говорит девушка, собирая пальцами ткань на его груди, — тот ролик, первый, о нас с тобой на поляне — это правда?

Ньют молчит некоторое время, чувствует ее дрожь, гладит ее неспешно, чтобы Соня хоть чуть-чуть успокоилась, потом приподнимает ее лицо за подбородок, смотрит в ее раскосые глаза. Охрово-смарагдовые. Красивые.

— Я надеюсь, что это правда.