– Я нашла крутое черное платье в стиле Уэнсдей! В субботу тебе покажу. Умеешь волосы в косички заплетать и закручивать сверху?
– Поздравляю. Можно попробовать.
Я ставлю телефон на громкую связь, скидываю халатик и опускаюсь в душистую пену. Миндальное молочко и гибискус. Первый раз купила этот гель. Блаженство.
– А вот и папуля! – радостно сообщает Варя. – В одном полотенце как Геракл, говорит – жарко. А Дина сейчас тоже моется. Скажи ей что-нибудь!
Последняя фраза явно предназначалась Ордынову. Я невольно сжалась в комочек, подтянула колени к груди, будто меня могла снимать камера на телефоне. На всякий случай отодвигаю его подальше мокрой рукой.
В комнате Вари слышался приглушенный мужской голос, папа с доченькой снова спорят, наконец, Роман обращается ко мне:
– С кем ты приехала домой, Дин?
– Надежда – моя двоюродная сестра. Она арендует у вас помещение под салон красоты.
«Разве должна отчитываться? Что за новости!»
– Все в порядке? – неймется Ордынову.
– Да-а…
У Вари тоже телефон на громкой связи, я слышу, как она снова дурачится, ищет фен, чтобы высушить папочке шевелюру. Почему у меня так стучит сердце, словно я подглядываю за их проделками? И вообще, разве это нормально, что Роман заходит в спальню взрослой дочери полуголым?
Лучше всего отключить телефон, закинуть его за стиральную машину и нырнуть поглубже, насколько позволят габариты ванны. Стыдно признаться, несмотря на гламурную статейку о холостяке, я отчаянно хочу видеть, как Роман шутливо щелкает Варьку по носу, пытается потрепать за ухо, бормочет всякие глупости и целует в щеку. Подумаешь, телячьи нежности!
Вот меня папа никогда не целовал. Может, в раннем детстве… совсем не помню. Я знаю, что родители меня обожают и очень заботятся, но физических проявлений любви в нашей семье не заведено. Зато я отыгрываюсь на племяшках – тискаю Лизу и кружу по комнате Темку при каждом удобном случае.
Мне нужны прикосновения, и я бы хотела…
– Дина, ты здесь? – голос Романа пробирает от макушки до пяток. – Ты, правда, в ванной сейчас?
– Это не обязательная информация, – сдавленно отвечаю.
Роман вздыхает и вдруг признается:
– Я тоже планировал отдохнуть – да… Но тут цыпленок разбушевался. Варька себе глазки намалевала, черные тряпки напялила и устроила на диване танцы под Леди Гагу. Теперь я должен оценить прикид. Хочешь, вызову тебе такси, вместе посмотрим?
– Да-да, Дина приезжай! Я покажу тебе голых теток в ванной! – вопит Варя. – Останешься у нас ночевать. Только дивана два всего, ляжем вместе.
Раздался звук, похожий на шлепок полотенцем. Потом в трубке послышалась возня, сердитый шепот и все стихло. Я сбросила вызов и крепко задумалась. Когда Роман в домашней обстановке или на отдыхе – обаятельный, милый, веселый, меня тянет к нему против соображений безопасности и здравого смысла.
В офисе легче сопротивляться – там я вижу холодного, расчетливого дельца, у которого массаж в расписании после удачной сделки. У моего босса две ипостаси, два образа. Один вызывает сладкий трепет, другой – откровенную неприязнь.
Снова настойчивая трель телефона и ровный тон Ордынова:
– Дина, я понимаю, что ты устала. Извини, больше не будем беспокоить. В субботу увидимся. Договорюсь, чтобы тебя отпустили раньше.
– На вашей даче нужен дресс-код?
В трубке послышался грустный смешок со вздохом:
– Во всех ты душенька нарядах хороша.
Это звучало так ласково и интимно. Кажется, цитата из повести Пушкина. Я затаила дыхание и ждала чего-то еще…
– Любишь стихи? – вдруг осведомился Роман.
– Иногда бывает. Под настроение.
– У меня тоже бывает, – признался он.
–
– Необычно, – с запинкой призналась я и осторожно спросила: – Это ведь не твои стихи?
– Нет, это Михаил Кузмин – "Александрийские песни".
Я словно видела, как по губам его скользит мечтательная улыбка. А у меня несмотря на горячую ванну почему-то зубы стучали и озноб гулял по голым плечам.
Да, меня откровенно трясло.
– Хочу к тебе, – тихо сказал Роман. – Выйдешь, если сейчас приеду?
– Не-не сейчас.
– Тогда до субботы, принцесса. Спокойной ночи!
– Спокойной ночи… Роман.
Спрятав мобильный в складках халатика, я еще долго сидела в ванной, подливала горячую воду и мерзла.
"Это невозможно! Я не могу влюбиться в Ордынова. Как только мне по-настоящему начинает нравиться мужчина – все идет наперекосяк. Не ладится учеба, завал на работе, меня накрывает ураган сильных эмоций, я становлюсь рассеянной и неловкой. Боюсь разочароваться, боюсь сделать неверный шаг".
Светлана стучит в двери, так я же не запираюсь – просовывает голову в комнату и вкрадчиво шепчет:
– Дина, ты маме, пожалуйста, не передавай наш разговор. Что-то нашло на меня, теперь хожу – переживаю. Я же вам только добра хочу. Тебе и Надежде.
– Я знаю.